– Иногда активная и творческая позиция со смирением не имеет ничего общего, хотя она постоянно прикрывается ссылками на смирение. Я имею в виду агрессию, с которой некоторые православные вовсю стремятся то «обличить», то «вразумить» своих братьев по вере, а то и вовсе выразить какой-то свой очередной протест против чего бы то ни было. Отец Алексий, как вы считаете, откуда и почему появляются т.н. «протестанты» в Церкви? Какова природа их протеста, против чего они протестуют?
– Падшая природа Адама протестует со времен падения – и никогда не переставала протестовать. Через падение Адама нами, его потомками, была усвоена сатанинская гордость, из-за которой гораздо раньше пали ангелы, предводительствуемые Денницей. Суть этого всеобщего протеста страшна своей простотой: это протест против Творца.
Там, где есть люди, есть и протест. Мы протестуем везде и всегда: в семье, в школе, на работе, на кухне и в министерстве, в путешествии и на больничной койке, в детстве и в старости… Против родственников, соседей, начальников, президентов, императоров, патриархов, епископов, против лета и против зимы, против дождя и засухи, против красного света светофора и (да-да!) против зеленого его света.
Церковь, как мы знаем, это Богочеловеческий организм, и у человеческой его составляющей не может не возникать протест. И как бы он ни маскировался, он всегда останется протестом падшего Адама. По-другому быть не может – это надо признать – так же, как признаем мы наличие в природе, скажем, комаров или лесных пожаров, наводнений, болезней. Это есть…
– Но возможен ли здоровый протест в Церкви? И в чем его отличие от истеричного нездорового? Против чего все мы, христиане, должны бороться в Церкви? Или же всегда нужно «смиренно» кивать головой и всегда поддерживать даже откровенно смущающие, провокационные идеи, поступки, ссылаясь на то, что «наверху лучше знают»?
– Здоровый протест в Церкви возможен – это, прежде всего, протест против собственных своих страстей. Протест против своих грехов. Против них, а не друг против друга, без сомнения, должны бороться все мы, христиане: неофиты, воцерковленные миряне, священнослужители, пастыри и архипастыри – весь народ Божий.
Не одержав верха хотя бы над одним своим грехом, не победив хотя бы одной собственной страсти и начав при этом протестовать против чужих слабостей и немощей, мы сразу же уподобимся тем, кто хорошо различает сучки в чужом глазу. Учитывая, что мы с вами благодатных даров не имеем, начав такой, по нашему мнению, «здоровый, хороший, правильный» протест, мы и не заметим даже, что он и у нас тоже истеричный, совсем не здоровый и – безрезультатный.
– И как же так получается? Вроде бы благие намерения у человека: видит вопиющую несправедливость, душа болит и сердце плачет – и с горящей же душою и глазами бросается на амбразуру, а во вражеском доте – еретики, экуменисты, стяжатели, содомиты. Причем о своих собственных грехах, как правило, стыдливо умалчивают, поглядывая в зеркало…
– Современное понятие «протест» вытеснило в нашем сознании понятие «любовь». Давайте откроем Новый Завет, апостольские послания – разве там нет здорового протеста, о котором вы спрашиваете? Есть! Полно протеста! Ну вот хотя бы апостол Павел: «О, несмысленные Галаты! кто прельстил вас не покоряться истине, вас, у которых перед глазами предначертан был Иисус Христос, как бы у вас распятый?» (Гал. 3: 1). Разве это не здоровый протест? Но какая (нам и не снилось!) в основе этого протеста любовь! «Более же всего имейте усердную любовь друг ко другу, потому что любовь покрывает множество грехов» (1 Пет. 4: 8).
– И что делать? Я, может, за любовь! «All you need is love!» – как пели невоцерковленные жители Ливерпуля.
– Чтобы любовь восторжествовала во всей Церкви (и не было бы тогда смущающих, откровенно провокационных, соблазнительных проступков и идей, безобразия, зависти, алчности… – продолжите сами), любовь прежде должна восторжествовать в одном единственном человеке – во мне. Или в вас. А потом уже в одном отдельно взятом приходе, в котором есть я и (или) вы и другие люди, согласные с этим. Потом в отдельно взятом благочинии, которое складывается из нескольких приходов, и так далее. Правильно?
– Правильно. Я стою в начале этой цепочки, с себя и начну – и признаю: во мне она, столь нужная мне самому и окружающим любовь, не торжествует. И точка. «Битлов» мало слушал, наверное.
– «Битлов» слушали все мы, и много… Шутки шутками, но вся эта простая, в общем-то, схема отметается, заменяется примитивным эгоистическим протестом, протестом против «сучков в чужих очах»…
– Так что получается? Надо ли всегда кивать и соглашаться со всем, что вызывает смущение и отторжение? Ведь не всегда эти чувства продиктованы только эгоизмом. Давайте тогда «смиренно» соглашаться с той же содомией, стяжательством, откровенным самодурством и т.д., ссылаясь на собственное несовершенство.
– У меня вряд ли это получилось бы… Как и моя бабушка, я не согласен, что моча и Божия роса – это одна и та же субстанция, и если меня обольют мочой, я, несомненно, как-то напрягусь, отреагирую. Но достоин ли я Росы? – вот вопрос, вводящий в смущение посильнее, чем от видения чужих сучков.
Насчет того, что «наверху лучше знают». Я даже на своем уровне, на нашем приходе, с этим сталкивался, выслушивая претензии: почему лампочки такие повесил (надо было другие), почему отопление так организовано (надо было по-другому) и вообще – почему вы, настоятель, не советуетесь с нами, прихожанами (хотя всего один человек и был-то недоволен). При этом альтернатива предлагалась или на словах, а не на деле, или вообще не предлагалась. Думаю, понятно, что если бы я согласился идти таким путем, то быстро бы оказался в тупике.
Помню, в начале 1990-х один раб Божий стал активно воцерковляться. Тогда интернета, социальных сетей не было, а только-только появлялись первые православные книги, часто это были репринты, на плохой дешевой бумаге. Раздобыл он где-то переиздание книги Апостольских правил, проштудировал ее и стал ходить по питерским храмам, говоря: «В этом храме вот это апостольское правило не исполняется, в другом другое» и так далее… Так он, по-моему, и не нашел достойного его храма, где бы все исполнялось… Какова его судьба, мне неизвестно. Надеюсь, он стал добрым православным.
И еще. Когда я принял священный сан, один мой бывший сотрудник с улыбкой спросил меня: «Ну что – офицером стал?», а я, тоже улыбнувшись, ответил: «Да нет, просто из окопа вылез». У меня и сейчас сохраняется это ощущение: пули свистят со всех сторон, снаряды рядом ложатся, но пока живой. А ведь я простой деревенский священник. Каково же тогда городским? Каково же тогда архиереям? Находясь «в окопе», никогда этого не почувствуешь, не познаешь. Из «окопа» другой ракурс.
И вот еще что: говоря об этих вещах (протестах, «верхах»), мы как-то за деревьями леса не видим. Глава наш Кто, Кто «наверху»? – Христос! Неужели Ему «хуже видно», чем нам?
– Не уверен.
– Да еще, знаете, часто наше желание самим вершить судьбы Церкви очень напоминает мечты известного героя романа Ильфа и Петрова об издании книги «Васисуалий Лоханкин и его роль в русской революции».
– Припечатали, в общем. Но вы же сами говорите, что критика и обсуждения необходимы в жизни Церкви.
– Разумеется. Приведу только маленький пример. Живу в деревне и прекрасно знаю, что такое пчелиный воск, каковы его свойства (цвет, вкус, запах, пластичность и т.д.), его стоимость – воск, надо сказать, стоит дороже меда! И вот я, и вы, и все мы видим на прилавках свечных ящиков, больших и малых церковных магазинов, на епархиальных складах так называемые «восковые свечи» – не знаю, из чего они, но только не из воска. И делайте со мной, что хотите, – но это обман. Это ложь. Ложь, которая присутствует всюду, где предлагают такие свечи.
Мне один раб Божий сказал: «Тебе не всё равно? Ведь эта свеча горит так же, как любая другая, какая разница, из чего она…»
Дело в том, что Церковь – одно из немногих, а может быть – и единственное место, где пока еще сохраняется, если можно так сказать, естественность, натуральность, что ли. Где важен голос служащего, или поющего, или читающего, не усиленный микрофоном, где вино настоящее используется, а не суррогат, где предпочтение отдается единственному имеющемуся колоколу, в который, когда положено, «клеплет» звонарь, а не компьютерному карильону, управляемому из алтаря нажатием кнопки на пульте. Католик облатки для причастия (даже специально для диабетиков!) может купить в любом супермаркете, а мы просфоры для Литургии сами печем – знаем, на чем служим.
Ну, если так хочется подороже продать эти свечи, придумайте что-нибудь, но не врите! Это все равно что пластилин в фантики завернуть, назвать это «Трюфель» и продавать по цене этих конфет. И самое удивительное: все молчат, всех этот «воск» устраивает – и продавцов, и покупателей… Так и написано на этикетке: «Воск»… Кто заставляет это писать?
Подрясник нужно было заменить, и пришлось купить «хэбэшный», простенький, не очень ладно скроенный (пришлось немного переделать) кусок тряпки – за 9500 р. Столько стоит приличное драповое пальто… Простой подсвечник дороже современного ноутбука… Откуда у деревенского священника такие средства?
– Это вы только навскидку назвали и сразу – а сколько всякого зла еще…
– Зол много, но хуже всего для Церкви роскошь, избыточная и совершенно не нужная. Прежде всего роскошь вызывает справедливый протест как внешних людей, находящихся вне церкви, так и внутренних – чад Божиих.
Критика и обсуждения, конечно, нужны (все мы люди, и все мы не совершенны), но только конструктивные и на основе любви, иначе – это просто склоки, ругань и озлобленность. Без любви – какое же это христианство, какая же это Церковь?
– Без любви получается диалог в стиле «А сам кто такой?», по-моему.
– Точно. И Христа тут не увидишь. Так и заходит солнце во гневе нашем (ср.: Еф. 4: 26). Что грустно.
Форум
