Как-то укоренилось в сознании русского человека мнение, что прозвище Грозный он обрёл впоследствии, якобы из-за свирепого нрава. Ничего подобного. Царь получил его после успешного завершения похода против казанских татар и взятия Казани, а прозвище имело тот смысл, что он грозен для иноверцев, врагов и ненавистников России. Взятие же Казани имело место ещё в тот период, который почти всеми либеральными историками относят к «благополучной» части царствования Иоанна IV. Ибо существует традиционное мнение, что, имея в советниках Алексея Адашева и иерея Сильвестра, молодой царь правил справедливо, и лишь благодаря собственной паранойе и чужим наветам удалив их от двора, получил возможность «развернуться вовсю», следуя своим «дурным наклонностям». Правда, как мы увидим позже, Карамзин и его последователи вполне честно могли считать наклонности царя дурными. Но сейчас мы поговорим именно о первом, «золотом» периоде его царствования.Нюся пишет:По тем временам надо быть или Мудрым или Грозным....
- Спойлер:
- Представляется, что «золотым» он был объявлен, прежде всего, по той причине, что молодым и неопытным царём на первых порах удавалось успешно управлять. Во время большого пожара Москвы в июне 1547 года была «под шумок» предпринята попытка государственного переворота. Пущен был слух, что Москва подожжена по наветам родственников царя со стороны матери – Глинских, и противоборствующий боярский клан подстрекал народ на их избиение, дело дошло даже до Воробьёва, где в то время находился царь, якобы, спрятавший у себя свою бабушку Анну Глинскую с сыном. Положение с часу на час могло стать критическим. Именно в это время к Иоанну явился московский соборный пресвитер Сильвестр. Собственно, он оказался в нужное время в нужном месте, и в истории не осталось никаких сведений о том, был ли он направлен кем-то могущественным или пришёл своей волей. Ничего особенного он не сделал: мятеж удалось подавить и без его участия, но Сильвестр ухитрился в те смутные дни найти особый подход к сердцу царя, славившегося своей набожностью. Не замедлила вскоре появиться рядом и светская фигура – сын служилого человека Алексей Адашев. Вот что пишет о нём печально известный князь Андрей Курбский в своей «Истории Иоанна Грозного»: «С ним же соединяется един благородный юноша к доброму и полезному общему, именем Алексей Адашев». Создаётся впечатление, что, пробившись так или иначе в ближнее окружение молодого царя, иерей Сильвестр сразу же «протащил» за собой своего человека, заранее подготовленного и ждавшего часа икс. Эти люди стали открыто действовать вдвоём, каждый в своей области влияния на царя: один – в духовной, другой – в светской. Первое, что сделано было с духовной стороны – это инспирировано послание Иоанна к земскому собору, причём оно было написано в сугубо покаянном ключе.
«Нельзя ни описать, ни языком человеческим пересказать всего того, что я сделал по грехам юности моей. Сколько согрешил я перед Богом и сколько казней послал на нас Бог. Не понимал я и не покаялся, но сам угнетал бедных христиан всяким насилием», – говорилось, среди прочего, в том послании. Этим документом противники Иоанна Грозного размахивают до сих пор: как же, сам сознался, да это ещё про молодость, а уж когда повзрослел… Упускается при этом из вида только один факт: данный документ – классическое свидетельство того, что царь был настоящим православным христианином, а истинное покаяние и заключается в том, что кающийся искренне считает себя самым большим грешником на земле. Это практически вменяется в обязанность церковными канонами и до настоящего времени: не обращаясь к источникам, могу навскидку привести два примера: «…Христос, пришедый в мир грешныя спасти, от них же ПЕРВЫЙ ЕСМЬ АЗ»; «…аз един лукавое пред Тобою сотворих, ПРЕВЗОШЕД И ПРЕПОБЕДИВ ВСЯ ОТ ВЕКА ГРЕШНИКИ (выделено мной – Н.В.), несравненно погрешивый и непрощенно…» Подобных примеров можно привести великое множество, и тексты таких покаянных молитв практически все были написаны святыми, впоследствии канонизированными Церковью. Так что даже публичное покаяние и именование себя грешнейшим из грешных вовсе не означает признания в реальных преступлениях.
Иерей Сильвестр, таким образом, вёл беспроигрышную игру, подогревая в своём духовном чаде постоянное чувство вины, а вместе с этим – и желание ограничить свою власть «грешного человека» и щедро поделиться ею с другими. Тут уж со своей «светской» стороны вступил в дело Адашев. С помощью Сильвестра он подобрал кружок людей, по словам философа М. Лодыженского, «…отличавшихся широким взглядом и любовью к общему делу. То были мужи знатных родов. Кроме того, Сильвестр и Адашев привлекали к служебному делу людей и незнатных, но честных; состав администрации улучшился. Наверху же государство стало управляться кружком советников, который Курбский в своей «Истории Иоанна Грозного» называет избранною радою. Без совещания с людьми этой избранной рады, во главе которой стоял Сильвестр, Иоанн ничего не предпринимал». Вот он, золотой, почти демократический период! Собственно, мы видим здесь зачатки конституционной монархии явно прозападного толка. Почти забавно: М. Лодыженский забывается и проговаривается: «…обуздывать волю такого царя, каким был Иоанн, Сильвестру делалось всё труднее». ОБУЗДЫВАТЬ ВОЛЮ ЦАРЯ – это и была на том этапе главная цель заговорщиков.
То, что Адашев и Сильвестр являлись агентами вражеского влияния, в наше время становится очевидным, стоит лишь взглянуть на события беспристрастно. Первым «звонком» стало их мгновенное отречение во время тяжёлой болезни царя в 1553 году. По сведениям из разных источников, они либо оба отказались присягать законному наследнику престола малолетнему Димитрию, сделав свой выбор в пользу двоюродного брата царя, князя Владимира Андреевича, либо так поступил только Адашев, а Сильвестр, присягнув всё-таки Димитрию, тем не менее, пытался способствовать Владимиру. Так или иначе, самые близкие друзья и советники царя были готовы предать его в первую же трудную для него минуту! Царь выздоровел, и будь он, действительно, таким маньяком, каким его пытаются представить, не сносить бы этой парочке головы – и что же? Не последовало ровно никакого наказания. Конечно, выжидал время для удара, считают теперь недоброжелатели царя. Но ведь дело в том, что серьёзного удара так и не последовало, хотя впоследствии оба друга заслужили смертной казни, которая имела бы место в любой стране, при любом правителе! Начать стоит с того, что Избранная Рада (люди Адашева и Сильвестра) воспротивилась планам царя вернуть на Западе древние славянские земли, лишив Ватикан плацдарма для агрессии. Рада настаивала на войне против татар в Крыму, где Россия была заведомо обречена на поражения хотя бы из-за того, что само географическое положение Крыма в то время делало его неприступным для русских. Тут бы начать расследование, допросить обоих с пристрастием – глядишь, и выявилась бы элементарная шпионская сущность «царёвых друзей». Царь же попросту их выслал: Сильвестра – в Кирилло-Белозёрский монастырь, Адашева – в действующую армию. Правда, по версии М. Лодыженского, они «сами нашли невозможным далее оставаться у трона» и уехали по собственной воле. В таком случае, их отъезд более напоминает бегство, потому что как-то подозрительно быстро после него скончалась царица Анастасия, незадолго до смерти имевшая крупное столкновение с Адашевым и Сильвестром. Она ставила им в вину их поведение относительно её сына, маленького Димитрия, во время болезни царя, открыто упрекала в измене, поддерживаемая своими родственниками – кланом Захарьиных. Теперь достоверно известно, что царица, которая незадолго до этого «цвела здоровьем», была отравлена сулемой, что вполне могло быть сделано по приказу Адашева.
Этот человек вообще заслуживает особого упоминания, без придатка «и Сильвестр». «Добрый и набожный», он, по свидетельству историка и философа Н. Козлова, сожительствовал вне брака (что само по себе в те времена на Руси считалось делом вопиющим) с некой польской еврейкой, именовавшей себя не больше не меньше – Марией Магдалыней. Совместно с ними в доме проживали пятеро взрослых юношей, якобы, её сыновей, но только ни один из них по возрасту ей в сыновья не годился; все они прибыли из Польши. Остаётся только догадываться, какие личные отношения связывали эту семёрку, но произведённое дознание по «изменному» делу Адашева выявило, что имел место заговор с целью устранения вместе с царицей и партии её родственников как опасных соперников в борьбе за власть, и все нити вели в гнездо Адашева. Более того, «Мария Магдалыня», ко всему прочему, оказалась ещё и ведьмой – в наше время сказали бы «экстрасенсом» – как и её якобы сыновья. При обыске в их доме были обнаружены предметы, традиционно используемые при колдовстве, и каббалистические рукописные книги. Царицу не только отравили, но ещё и активно воздействовали на неё оккультно. «Семья» колдунов была казнена – обычное дело в России и Европе – Адашев взят под стражу. Тут бы царю и разгуляться – ведь измена была доказана – но Адашева даже не пытали, он умер от болезни спустя два месяца. Может быть, кровожадный царь отыгрался на Сильвестре? Ничего подобного: он даже не судил его собственным судом, а созвал для этой цели собор! И что же? Вдохновитель убийства царицы, западный агент влияния, был мучительно казнён? Нет, выслан на Соловки! Да царь ещё и извинялся, в письменном виде объяснял боярам: «…удивительно ли, что я, наконец, решился не быть младенцем в летах мужества и свергнуть иго, возложенное на царство лукавым попом и неблагодарным слугою Алексием?»
Вот уже раза два промелькнуло в моей работе имя князя Андрея Курбского. Не считаясь ни с какими рациональными доводами, историки и теперь считают возможным всерьёз опираться на его «Историю Иоанна Грозного» как на фактологический материал. Лодыженский, например, утверждает, что творения Курбского заслуживают доверия, так как он обличал царя открыто, проявляя искреннее негодование его поступками. У нас на этот счёт другое мнение. Легко, конечно, открыто «обличать» кого-либо, находясь в полной безопасности в стане врагов обличаемого. Но после содеянного им Курбский, будучи изначально русским православным христианином, не мог не испытывать угрызений совести. Человек этот был доверенным другом Иоанна и наместником царя в Дерпте, – а потом, полный «недовольства несправедливостью», ночью, бросив жену и девятилетнего ребёнка, перебежал к врагам, после этого ещё и встав во главе ливонских отрядов в войне с собственным народом! Скорей всего, совесть вовсю обличала изменника, и его письма к Иоанну, как и последующая «История…», – всё это, в основном, попытки оправдаться в собственных глазах, приглушив праведный внутренний голос. Поэтому в данной работе я не буду подвергать серьёзному рассмотрению известную переписку, имея в виду, что всё, написанное Курбским, заведомо не может быть объективным просто по личностным причинам, не говоря уже о том, что «История…» полностью написана с чужих слов, так как Курбский в то время в России не жил и очевидцем событий не являлся…
Н.А. ВЕСЕЛОВА
Оклеветанные историей: Иоанн IV (Грозный) http://www.kirshin.ru/about/arsii/04_10.html