В основе классического, материалистического варианта эволюционизма лежит гипотеза о случайном самозарождении жизни из неживого вещества и о её дальнейшем эволюционном развитии на основании случайных мутаций. Этим взглядам ещё совсем недавно практически не было альтернативы. Однако, как только наука всерьёз рассмотрела проблему, сразу же стало ясно, что такие процессы не могут происходить по причинам принципиального характера.
Так, известный английский астрофизик и математик Фред Хойл на основании количества информации, содержащейся в клетке, произвёл вычисления вероятности случайного возникновения жизни из неживого вещества. Получилась величина порядка 1040000. «Это число достаточно велико, – пишет Хойл, – чтобы похоронить Дарвина и всю теорию эволюции» (цит. по: Кузнецов, 1992, с. 19).
Здесь уместно сделать небольшое пояснение. Математики считают, что вероятность 1050 можно приравнять к нулю, так как такое событие в природе уже практически никогда не произойдёт (Тейлор, 1994, с. 22). О масштабах приведённой Хойлом цифры можно также судить по её сопоставлению с количеством электронов и других частиц аналогичного размера во всей Вселенной –101080 (Хобринк, 1994, с. 65). Вся неорганическая часть Вселенной, как показали подсчёты, содержит информации меньше, чем одна бактерия. Поэтому, по словам Хойла, «жизнь не могла возникнуть случайно... даже если бы весь мир состоял из органического супа» (цит. по: Тейлор, 1994, с. 79).
Аналогичные вычисления проводились и для оценки вероятности прохождения единичной полезной макромутации – основы предполагаемого эволюционного процесса. «Нет смысла обсуждать эти цифры, – писал известный русский биолог Л. С. Берг. – При такой вероятности требуемой мутации за всё время существования жизни во Вселенной не смог бы появиться ни один сложный признак (цит. по: Кордюм, 1982, с. 24).
Достаточно сказать, что вероятность конкретного изменения в генетическом аппарате, затрагивающего структуру только лишь пяти белков, составляет величину порядка 10275 (там же, с. 24). По словам исследователя И. Л. Коэна, «с математической точки зрения, основанной на законах вероятности, совершенно невозможно, чтобы эволюция была механизмом, создавшим примерно 6 млн. видов известных сегодня растений и животных» (цит. по: Тейлор, 1994, с. 24). «В тот момент, когда система ДНК-РНК стала понятной, – утверждает Коэн, – полемика между эволюционистами и креационистами должна была сразу же прекратиться» (там же, с. 24).
И действительно, в последние десятилетия наблюдается тенденция прекращения этой полемики. Так, в начале восьмидесятых годов как на сессии Национальной академии наук США, так и на общественных собраниях учёных-эволюционистов этой страны было принято весьма примечательное постановление: не участвовать ни в каких дебатах на тему «Креационизм и эволюция» (Моррис, 1993, с. 74-75). Дело в том, что такие дебаты в большинстве случаев оканчивались поражением для эволюционистов (Гиш, 1995, с. 13). После таких поражений защитники эволюционного мифа предпочли направить все свои усилия на работу в средствах массовой информации, на запрещение распространения креационизма в учебных заведениях административными методами, на распространение книг, статей и памфлетов, критикующих креационистов и креационизм (Моррис, 1993, с. 74-75).
Подобные методы лишний раз свидетельствуют о недостатке у сторонников эволюционной гипотезы научной аргументации. Этот недостаток, кстати, можно проследить не только со стороны молекулярной биологии и генетики, но и во всех других областях эволюционных построений. Для непосвящённых в глубины научной премудрости его проще всего проиллюстрировать на примере палеоантропологии – науки, занимающейся поисками останков «промежуточного звена» между обезьяной и человеком.
В последние десятилетия, как известно, были предприняты колоссальные усилия по отысканию останков предполагаемого предка человека. Многочисленные экспедиции периодически будоражили печать сообщениями о долгожданной находке. Однако, как оказывалось позднее, все эти находки, за малым исключением, можно было с уверенностью отнести либо к вымершим видам обезьян, либо – к исчезнувшим с лица земли племенам людей, ничем существенным не отличавшимся от современного человека. При этом останки людей часто находились в более глубоких пластах. Два увлекшихся своей работой британских антрополога-эволюциониста в конце концов сделали в научной печати следующее заявление: «Мы думаем, что шимпанзе происходит от человека, что общий предок обоих был гораздо более похож на человека, чем на обезьяну» (цит. по: Моррис, 1995, с. 130).
Исключений же из этого общего правила было всего три, впрочем, столь примечательных, что на них стоит остановиться особо.
Первое исключение – так называемый «яванский человек», или, по-научному, – питекантроп прямостоящий. Реконструированный «портрет» питекантропа обошёл весь мир. Однако, как оказалось позже, этот «обезьяночеловек» был «искусственной конструкцией из бедренной кости человека и черепа гиббона» (Моррис, 1995, с. 126).
Второе исключение – так называемый «пилтдаунский человек», или, по-научному, эоантроп. В начале ХХ столетия научная общественность безоговорочно признала эту «находку» останками «промежуточного звена», определив ему возраст в 500 тыс. лет. На тему костей «пилтдаунского человека» было написано около пятисот (!) докторских диссертаций (Моррис, 1995, с. 125). «Только 41 год спустя, в 1953 году, учёные подвергли наконец «пилтдаунского человека» самому тщательному исследованию. Они обнаружили, что зубы были подпилены, чтобы они напоминали человеческие, а кости были выкрашены так, чтобы придать им древний вид» (Петерсен, 1994, с. 118). «Пилтдаунский человек» оказался подделкой, – компиляцией, состоящей из верхней части черепа человека и обезьяньей челюсти с подпиленными зубами. Его реставрированный «портрет» остался как памятник палеоантропологической мысли нашего столетия.
И, наконец, третье исключение связано с находкой так называемого «небраскского человека», или, по-научному, гесперопитека. Реконструированный «портрет» этого «обезьяночеловека» был опубликован в 1922 году в журнале «Илюстрейтед Лондон ньюс» (Петерсен, 1994, с. 119). Его внешний вид, кстати, был реставрирован по одному лишь зубу – в этом и заключалась вся находка антропологов. Но наука, как известно, творит чудеса, и широкая публика была в восторге от написанного «портрета».
Через три года после этого «открытия» оно было использовано в качестве весомого аргумента на знаменитом «Обезьяньем процессе», призванном навязать преподавание эволюционной гипотезы в американских школах. Очевидцы вспоминают, как один эволюционист, демонстрируя изображение гесперопитека своему оппоненту, который был родом из Небраски, заявил: «Смотри, Брайн, даже в твоём штате есть ископаемое, которое показывает, что «недостающие звенья» есть и что эволюция жизнеспособна» (Тейлор, 1994, с. 96). Однако прошло ещё немного времени, и в 1927 году истина всплыла на поверхность. Оказалось, произошла небольшая ошибка: найденный зуб принадлежал вовсе не «обезьяночеловеку», а... дикой свинье-пекари Catagonus ameghino, которая в своё время обитала в штате Небраска, а сейчас преспокойно живёт в Парагвае (там же, с. 96).
Примечательно, что в своих попытках обосновать наличие родственной связи между обезьяной и человеком приверженцы эволюционного мифа дошли до того, что решили получить «питекантропа» в натуральном виде: провели скрещивание обезьяны с человеком (Губанов, 1996, с. 258). Конечно же, у них ничего не получилось.
Попытки утвердить какой-либо миф в общественном сознании всегда сопряжены с особым воздействием на человека, связанным с так называемым суггестивным (внушающим) фактором. Это относится как к социальным мифам, получившим в ХХ столетии широчайшее распространение, так и к псевдонаучным, к которым, в частности, относится эволюционизм. Здесь уместно вспомнить, что ещё в начале нашего столетия известный русский психолог и психиатр В. М. Бехтерев призывал историков и социологов очень внимательно относиться к внушению, «иначе целый ряд исторических и социальных явлений получает неполное, недостаточное и частью даже несоответствующее освещение» (Бехтерев, 1908, с. 175). Тоталитарные государства и тоталитарные секты, видимо, лишь частный, поверхностно проявляющийся случай этой всё усиливающейся в ХХ столетии тенденции. Наиболее же распространённые её формы, требующие пристального внимания со стороны историков, социологов, психологов и психиатров, – это процессы, протекающие во внешне свободных странах и маскирующиеся под нечто прямо противоположное своей суггестивной (внушающей) сущности.
В качестве примера такого замаскированного под науку антинаучно-суггестивного воздействия на человека можно привести преподавание в средней школе предмета «Общая биология». Чтобы не быть голословными, рассмотрим содержание двух соответствующих российских учебников для 10-11-ых классов: под редакцией Ю. И. Полянского за 1991 год и под редакцией Д. К. Беляева за 1996 год. В этих учебниках находится ряд якобы научных положений, которые в настоящее время отвергнуты не только креационистами, но и подавляющим большинством эволюционистов. И этот материал излагается в учебниках в виде бесспорной истины.
Так, на странице 43 учебника за 1991 год говорится об отсутствии принципиального различия между микроэволюцией (адаптационной изменчивостью) и макроэволюцией (образованием новых биологических таксонов). Однако, как признаёт сейчас большинство биологов (в том числе и эволюционистов!), микроэволюция принципиально отличается от макроэволюции и никогда в неё не переходит (Тейлор, 1994, с. 90; Тростников, 1989, с. 260-261). Часто встречающиеся в природе мелкомасштабные («горизонтальные») изменения «по существу включают перегруппировку уже существующих генов» (Кузнецов, 1992, с. 29). Сам же генетический аппарат живых существ, по словам исследователей, является «мощным стабилизирующим механизмом, основной целью которого является предотвращение эволюционирования новых форм» (там же, с. 29).
Сразу же за этой темой в указанном учебнике идёт изложение так называемого биогенетического закона, согласно которому человек в своём эмбриональном развитии последовательно проходит те стадии, которые ему якобы пришлось пройти ранее в развитии эволюционном. В учебнике за 1996 год этот же «закон» излагается на стр. 149-150. Однако ведущие учёные всего мира, в том числе и эволюционисты, этот «закон» давно уже отвергли (Моррис, 1993, с. 51-54; Кузнецов, 1992, с. 30-32). В частности, исследования показали, что пресловутые «жаберные щели» в зародыше человека – не что иное, как закладывающийся бронхиальный аппарат, дающий начало существенно важным частям головы и шеи – языку, губам, челюстям, нёбу, глотке и т. д. Во многих западных университетах «биогенетический закон» часто приводят в качестве курьёза, «чтобы показать, сколь наивны были люди в прошлом и как они лихорадочно искали аргументы в пользу эволюции» (Хобринк, с. 100-101). Из американских учебников, построенных, кстати, на принципах эволюционизма, этот «закон» был изъят, как полностью себя дискредитировавший, уже более 10 лет назад (сообщение доктора биологических наук Д. А. Кузнецова на II Международном симпозиуме по креационной теории, проходившем в мае 1994 года в Москве). В российских же учебниках он до сих пор излагается как нечто абсолютно достоверное. Кстати, принятие или отвержение человеком этого «закона» напрямую связано с его отношением к проблеме абортов. Ведь если зародыш имеет «жабры», то это, скорее, ещё не закладывающаяся человеческая личность, а какая-то рыбка, которую не жалко и убить. Далее, на стр. 47 учебника за 1991 год и на стр. 153 учебника за 1996 год приводится схема предполагаемой эволюции лошади. Однако при этом не упоминается, что в одних и тех же отложениях встречались останки как «примитивных», так и «развитых» лошадей (Тейлор, 1994, с. 43; Хобринк, с. 35), что указывает на их одновременное обитание.
Листаем дальше учебник за 1996 год. На стр. 151-152 говорится о гомологичных, то есть сходных в своём строении, органах, которые существуют у животных различных таксонов и поэтому якобы свидетельствуют о переходе этих таксонов друг в друга, то есть об эволюции. В качестве примера таких гомологичных органов приводится сравнение строения костей передней конечности. Этот аргумент мог бы иметь какое-то (весьма спорное) значение во времена Дарвина, когда ещё не существовало генетики, но не в настоящее время, когда появились убедительные свидетельства того, что «гомологичные органы воспроизводятся абсолютно различными комплексами генов у различных видов» (цит. по: Кузнецов, 1992, с. 35-36). Это значит, что в своём происхождении внешне сходные структуры разных биологических таксонов никак не связаны между собой.
Ещё одна серия антинаучных доводов приводится на стр. 59-60 учебника за 1991 год и на стр. 217-218 – за 1996 год, где говорится о так называемых рудиметарных органах и атавизмах.
Здесь уместно сказать, что в своё время, когда знания о человеческом организме были на достаточно низком уровне, около 180 органов и анатомических структур считались всего лишь рудиментами, то есть остатками некогда функционирующих систем (Кузнецов, 1992, с. 33). К ним, в частности, относили такие жизненно важные органы как тимус эпифиз (шишковидная железа), миндалины, коленные мениски. В настоящее время все они уже получили объяснение своего назначения в организме человека. Это же относится и к примерам, приведённым в учебниках. Теперь уже известно, что аппендикс содержит лимфоидную ткань, обеспечивающую защиту организма от инфекции (в учебнике за 1996 год про аппендикс уже ничего не говорится). Копчик же служит важной точкой прикрепления определённых тазовых мышц (там же, с. 33).