2. Некоторые, усиливаясь извинить эту пагубную болезнь души, покушаются умалить её (непотребность) при помощи непотребнейшего толкования Писаний, говоря: не беда, если гневаемся на братий погрешающих, так как и Сам Бог воспламеняется гневом и яростью против тех, которые или не хотят знать Его, или зная не чтут как должно, – как например: «и разгневася яростью Господь на люди Своя» (Пс. 105, 40 ), или как в другом месте, где Пророк молится, говоря: «Господи, да не яростью Твоею обличиши мене, ниже гневом Твоим накажеши мене» (Пс. 6, 2 ). – И не разумеют они, что вместе с тем, как чрез это дают людям свободу действовать по сей страсти на пагубу себе, ещё и Богу беспредельному, источнику всякой чистоты, нечестиво приписывают нечистую плотскую страсть.
3. Если эти и подобные места Писания понимать буквально, в грубом чувственном значении; то выйдет, что Бог спит и пробуждается, сидит и ходит, обращается к кому и отвращается от него, приближается и удаляется, – и члены телесные имеет – главу, очи, руки, ноги и под. – Как этого всего без крайнего святотатства нельзя буквально разуметь о Том, Кто, по свидетельству Писания же, невидим, неописуем, вездесущ: так без богохульства нельзя приписывать Ему и возмущение гневом и яростью. Под названием телесных членов и движений обозначаются Божественные свойства и промыслительные о нас действия, которые мы удобнее можем понять под сими уподобительными названиями: очи означают Божие всевидение и всеведение; руки и ноги – Его творчество и промышление, мышцы – силу и вседержительство и проч. Так и о гневе или ярости Божией, когда читаем, должны разуметь то не человекообразно, но достойно Бога, чуждого всякого возмущения, – именно под этим понимать, что Он есть Судья и праведный воздаятель за все, не право делаемое в мiре сем, и устрашаясь, при чтении такого рода изречений, праведного наказания Божия, всячески остерегаться делать что либо противное воле Его.
4. Да будет убо монах, стремящийся к совершенству и подвигом духовным законно подвизаться желающий, чужд всякого движения страсти гнева и ярости, слыша, что заповедует ему избранный сосуд:
«всякая горесть, и гнев, и ярость, и клич, и хула, да возмется от вас со всякой злобою» (Еф. 4, 31 ), – который, говоря: «всякий гнев да возмется от вас» , не изъял из-под такого приговора никакого движения гнева, будто необходимого или полезного. Почему монах и поспешая, если необходимо, врачевать согрешающего брата, пусть делает это так, чтоб, когда заботится подать лекарство страждущему очень лёгкой, может быть, лихорадкой, разгневавшись, не ввергнуть себя самого в худшую того болезнь ослепления. Ибо тому, кто хочет залечить рану другого, надо самому быть здоровым и свободным от всякой болезни, чтоб не сказано было ему оное Евангельское слово: «врачу, исцелися сам»
(Лук. 4, 23 ), – также: «что видиши сучец, иже во оце брата твоего, бервна же, еже есть во оце твоем, не чуеши? Или како речеши брату твоему: остави, да изму сучец из очесе твоего, и се бервно во оце твоем»
(Мф. 7, 3. 4 )!
5. От какой бы причины ни возгоралось движение гнева, оно ослепляет очи сердца, и налагая покров на остроту умного зрения, не даёт видеть Солнца правды. Всё равно, золотой ли лист, или свинцовый, или из другого какого металла наложен будет на глаза, ценность металлов не делает разности в ослеплении. – Бывает впрочем от гнева и услуга нам очень пригодная, когда рассерживаемся, досадуя на сладострастные движения нашего сердца и негодуем, что в тайниках нашей груди поднимается то, что делать, или о чём даже говорить, стыдимся пред людьми, трепеща от страха при мысли о присутствии Ангелов и Самого Бога, везде и всё проницающего, и о всевидящем Оке Божием, от Которого никак не могут укрыться никакие тайны нашей совести. Или когда против этого самого гнева рассерживаемся, зачем он вкрался, возбуждая нас против брата, и с гневом извергаем пагубные его внушения, не давая ему на зло нам укрываться в тайниках груди нашей. Так гневаться научает нас и Пророк, который столь решительно отревал от своих чувств эту страсть, что и врагам своим явным, даже от Бога преданным в руки его, не хотел воздавать воздаяние. Так, когда Семей, бросая камни в Царя Давида, в слух ему злословил его пред всеми, и Авесса, сын Саруин, в отмщение за такое оскорбление Царя, хотел отъять его голову, блаженный Давид, подвигшись благочестивым негодованием против такого его внушения, сохранил непоколебимою свою кротость, и показал образец смирения и твердого терпения, говоря: «что мне и вам, сынове Саруины? Оставите его, и тако да проклинает, яко Господь рече ему проклинати Давида: и кто речет: почто сотворил еси тако? Се сын мой, изшедший из чрева моего, ищет души моея, а кольми паче сын Иеминиев; оставите его проклинати мя, яко рече ему Господь. Негли призрит Господь на смирение мое, и возвратит ми благая, вместо клятвы его в днешний день» (2Цар. 16, 10–12 ).
6. Таким образом нам разрешается гневаться, но спасительно, т.е. на себя самих, и на привходящие худые помыслы, – «гневаться» на них, и «не согрешать» , т.е. не приводить их в дело на пагубу себе. Этот же самый смысл яснее выражает и следующий стишок: «яже глаголете в сердцах ваших, на ложах ваших умилитеся» (Пс. 4, 5 ), т.е. что помышляете вы в сердцах своих, по причине вторжения внезапных удобосмутительных внушений, то, после того, как мирным рассуждением успеете утишить всякий шум и бурность гнева, и как бы на покойное возлечь ложе, исправляйте и заглаждайте спасительным сокрушением. И блаженный Павел, воспользовавшись указанием этого стишка, после того как сказал:
«гневайтеся и не согрешайте» , прибавил: «солнце да не зайдет во гневе вашем: ниже дадите место дьяволу» (Еф. 4, 26. 27 ). Если пагубно допускать, чтоб солнце правды заходило во гневе нашем, и если мы, разгневавшись, тотчас даём место дьяволу в сердце своем, то как пред этим повелел гневаться, говоря: «гневайтеся и не согрешайте» ? Не явно ли он выражает сим следующее: гневайтесь на свои страсти и на самый гнев ваш, чтоб иначе, при вашем потворстве, не начало в омраченных гневом умах ваших заходить Солнце правды – Христос, и с отхождением Его не дали вы места в сердцах ваших дьяволу.
7. В иносказательном смысле, под солнцем можно понимать разум, который справедливо называется солнцем, ради того, что освещает все помышления и стремления сердца нашего, – и под запрещением гнева видеть заповедь не погашать сего светила страстью гнева; чтоб, с захождением его, не занял всего сердца нашего мрак бурного смятения с производителем его дьяволом, и мы, объятые тьмою гнева, не остались, как бы в тёмную ночь, в неведении, что нам делать. В таком смысле понимать это место Апостола предано нам в наставлениях старцев, которые не дозволяют нам допускать даже на один момент вкрадываться в сердце наше гневу, всевозможно блюдясь попасть под кару, изреченную на это в Евангелии: «всяк гневаяйся на брата своего, повинен есть суду» (Мф. 5, 22 ). – Притом, если бы позволительно было продолжать гневаться до захождения солнца, страсть гнева, пользуясь таким разрешением, всегда спешила бы удовлетворять своему мщению, будто законно, прежде, чем солнце познает запад свой.
8. Что же сказать о тех, коих неумолимости не полагает предела даже само – заходящее солнце; но которые многие дни держат злобу на тех, против коих рассердились? Пусть они на словах иногда говорят что не гневаются, но дела нередко явно обличают в них сильное негодование, когда, например, они не обращаются к ним с приличною речью и не разговаривают с обычною ласковостью. Им думается, что они при этом не грешат, потому что не ищут отмщения своему раздражению. Но они только не смеют, или не могут обнаружить его, в сердце же кипят им, и молча переживают его, и чрез то обращают яд гнева в свою пагубу; они не изгоняют тотчас силою души горечь досады, но переваривают её в течение многих дней, и кое как со временем немного укрощают.
9. Как будто не удовлетворяет уже своему мщению и досаде тот, кто из внушаемого гневом исполняет только что может! Так и делают те, которые сдерживают гневные движения не по желанию миролюбия, а по немощи мщения, срывая его однако чем могут. Ибо не имея возможности причинить тем, на коих рассердились, ничего более, как чтоб не говорить с ними с обычною ласковостью, этим и срывают своё на них сердце. Как будто довольно умерять гнев в обнаружении его делом, а исторгать его из тайников сердца нет нужды, – чтоб, омрачившись его тьмою, не лишиться здравой рассудительности и света ведения, и не перестать быть храмом Духа Святого, при обитании в нас духа гнева. Ибо затаённый в сердце гнев, хотя людей предстоящих не оскорбляет, но светлейшее сияние Духа Святого выживает всё равно как и гнев обнаруженный.
10. И как можно думать, что Бог послабляет нам хоть одну минуту держать гнев, когда Он не дозволяет приносить жертвы духовных молитв наших, если сознаем не то, что мы гневаемся на другого, а что другой имеет нечто на нас, говоря: «аще принесеши дар твой ко алтарю, и ту помянеши, яко брат твой имать нечто на тя: остави ту дар твой пред алтарем, и шед прежде смирися с братом твоим и тогда пришед принеси дар твой» (Мф. 5, 23. 24 )? – Как же думать, что нам дозволяется держать скорбь на брата, не говорю, многие дни, но хоть бы до заката солнца, если, даже тогда как он имеет нечто на нас, не дозволяется нам приносить молитвы свои Богу, – нам, которым от Апостола заповедуется:
«непрестанно молитеся» (1Сол. 5, 17 ), и: «хощу, да молитвы творят мужие на всяком месте, воздеюще преподобные руки без гнева и размышления» (1Тим. 2, 8 )? – Итак, если будем держать такой яд в сердцах своих, то нам остаётся – или никогда не молиться, и таким образом быть виновными пред Апостольской и Евангельской заповедью, коею повелевается нам непрестанно и на всяком месте молиться, – или, – если как-нибудь обморочивая себя дерзнем изливать молитву свою, не смотря на запрещение её, – знать, что в таком случае не молитву Господу приносим, а изъявляем гордую непокорность, в духе бунта против Него.
11. Но что нам долее останавливаться на Евангельских и Апостольских заповедях, когда и Ветхий закон, который, кажется, несколько послабляет немощам нашим, тоже предостерегает от него, говоря:
«да не возненавидиши брата твоего во уме твоем» (Лев, 19, 17), – и опять: «путие злопомнящих в смерть»
(Притч. 12, 28 ), – и ещё: «да не отмщает рука твоя, и да не враждуеши на сыны людей твоих» (Лев. 19, 18 )? – Видишь, что и там не благорасположенность к братиям отсекается не в деле только, но и в тайных помышлениях, когда повелевается с корнем извергать из сердца ненависть, и за обиду не только не воздавать, но даже и не помнить о ней.
12. Иногда побеждённые гордостью или нетерпением, когда чувствуем особое внутреннее понуждение исправить свой нестройный и беспорядочный нрав, жалуемся в себе, что не достает нам пустыни, в том, подразумевается, чаянии, что там, не будучи никем тревожимы, тотчас приобрели бы мы добродетель терпения, извиняя очевидно тем свое нерадение (об укрощении порывов гнева), и причину возбуждения их не своему приписывая нетерпению, а слагая на братий. Но если мы будем таким образом на других слагать причины нашей в сем неисправности, то никогда не возможем придти в должную меру терпения и совершенства. Дело исправления и умирения сердца нашего не помещай в руках произволения другого, нашей власти ни мало не подлежащего, но соблюдай его в благонастроении нашего произволения. Чтобы нам не приходить в гнев, это должно зависеть не от совершенства другого, но от нашей добродетели, стяжаемой не чужим терпением, а собственным великодушием.
13. К тому же искать пустыни следует совершенным и очищенным от всякой страсти, или по выварении на чисто всех страстей в обществе братий, и вступать в неё не по малодушному бегству, а по желанию достигнуть высоты Божественного созерцания, которая и совершенными не может быть иначе приобретена, как в пустыне. Ибо какие страсти перенесём мы в пустынь не уврачеванными, те будут чувствоваться скрытыми в нас, а не истребленными. И пустынь как для очищенных сердцем приберегает чистейшее созерцание и в приискреннейшем видении открывает ведение духовных тайн, так обыкновенно и страсти тех, кои не очистились от них, не только сохраняет, но ещё усиливает. В таком случае иной дотоле кажется себе терпеливым и смиренным, пока ни с каким человеком не видается и не входит в сношение; но тотчас возвращается к прежнему своему нраву, как только какой-либо случай вызовет его к движению: тогда тотчас выникают из него страсти, которые скрывались и, как необузданные кони, откормленные в долгом бездействии, с большим стремлением и неистовством вырываются из своих затворов на погибель своего всадника. Ибо страсти, не будучи наперед очищены, более неистовыми делаются в нас, когда пресекаются случаи обнаружения и обуздания их среди людей. И самую тень терпения, которым, как воображалось, мы, живя в смешении с братиями, по-видимому обладали, и которое проявляли, по крайней мере из уважения к ним и стыда показаться пред всеми малодушными, теряем мы в беззаботной пустыне беспечности.
14. Подобно это тому, как все роды ядовитых змей или зверей, пока укрываются в пустыне и в своих норах и логовищах, не вредят, – и однако не провозглашаются из-за того безвредными, что никому в таких случаях не вредят: ибо это бывает тогда не по доброкачественности их, а потому что такими быть необходимо вынуждает их пустыня; как же скоро улучат они возможность вредить, тотчас износят и обнаруживают скрывающиеся в них яд и зверство. – Так-то и ищущим совершенства не довольно не гневаться на людей (когда нет с ними сношений и столкновений. Гнев при этом жив, только притаился, и готов тотчас обрушиться на что ни попало). Припоминаю, как, живя в пустыни, рассерживался я иногда на писчую трость, если не нравилась толстота или тонкость её, – иногда на ножичек, если, когда режешь им, он затупившись, не скоро резал, – иногда на кремень, если не скоро вылетала из него искра огня, когда спешишь к чтенью; и движение негодования при этом вторгалось иногда такое, что невольно вырывалось из уст проклятие на бездушную вещь, или уж непременно на дьявола: чем и испарялось смущение, – и душа успокаивалась. Таким образом в деле совершенства мало принесёт пользы отсутствие людей, на которых возбуждался бы гнев, когда, если наперёд не будет приобретено терпение, страсть гнева может упражнять свои силы и на вещах немых и на безделицах; ибо оставаясь в сердце нашем она не даёт нам ни достигнуть мирного устроения, ни освободиться от прочих страстей.
Форум
Он умный - он поймёт.
