В кириаконе, куда я ходил на бдения и службы, я узнал святых людей. Послушайте, я расскажу вам об одном неизвестном святом. Над нашей каливой, очень высоко, жил один русский, старец Димас, жил он один в какой-то первобытной каливе... Я видел живого святогою Да, неизвестного святого. Его, бедного, презирали... Преизобилие благодати перешло и ко мне, смиренному, когда, я увидел его, старца Димаса, в кириаконе делавшим поклоны и рыдашим при молитве. При поклонах его посетила такая благодать, что она излучилась и на меня. Тогда излилось и на меня богатство благодати. То есть она была и прежде по любви, которую я питал к своему старцу. Но тогда и я почувствовал благодать очень сильно. Я расскажу вам, как это случилось.
Однажды рано утром, около половины четвертого, я пришел в соборный храм Святой Троицы на службу. Было еще рано. В било еще не били. В церкви никого не было. Я сел в притворе под лестницей. Меня не было видно, Я МОЛИЛСЯ. Вдруг открывается дверь церкви и входит высокий пожилой монах. Это был старец Димас. Войдя, он посмотрел направо, налево и не увидел никого. Тогда, держа в руках большие четки, он начал класть земные поклоны, много и быстро, и все время говорил: "Господи Иисусе Христе, помилуй мя... Пресвятая Богородице, спаси нас". Вскоре он пришел в исступление. Я не могу, не нахожу слов, чтобы описать вам его поведение пред Богом: это движения любви, благоговения, движения Божественной любви и всецелого посвящения себя... Он был в благодати. Сиял во свете. Вот что было! Он тут же передал мне молитву. Я сразу вошел в его состояние. Он меня не видел. Послушайте меня. Я пришел в умиление и начал плакать. И ко мне, смиренному и недостойному, пришла благодать Божия. Как объяснить вам это? Он передал мне благодать. То есть благодать которая была у этого святого, засияла в моей душе. Он передал мне свои духовные дары. Итак, старец Димас пребывал в исступлении. Он сделал это помимо своего желания. он не мог скрыть своего духовного опыта. Хотя, то, что я вам говорю, не совсем правильно. Не могу вам это передать словами. Это был Божественный плен. Это необъяснимо. Это совершенно не подлежит объяснению, и если ты попытаешься это объяснить, то скажешь не то. Нет, такое не объяснить, не найти в книгах, не понять. Чтобы постичь, нужно быть достойным этого...
... Старец Димас вошел внутрь храма. Он встал в стасидию, чтобы перед службой привести себя в порядок, полагая, что его никто не видел.. А я спрятался в тени лестницы и незаметно, робко вошел в храм. Я пошел и приложился к иконе Святой Троицы. Потом повернулся и стал поодаль. При возгласе со страхом Божииим много отцов причастилось. Я тоже положил поклон и причастился. И в тот момент, как я причастился, ко мне пришла чрезвычайная радость, необыкновенное воодушевление. После службы я уединился в лесу, исполненный радости и веселия. Безумие! Я в уме произносил слова благодарственных молитв, направляясь к каливе. Я с воодушевлением бегал по лесу, скакал от радости, в исступлении раскрывая руки, и громко кричал: "Слава Тебе, Бо-о-о-о-же!"... Сколько времени я оставался в таком состоянии, не знаю. Когда пришел в себя опустил руки и в молчании, со слезами а глазах пошел дальше.
Пришел к келии. Не стал завтракать, как обычно. И говорить не мог. Пришел в церковь, но петь по своей привычке умилительные тропари не стал. Сел в стасидии и стал молиться: Господи Иисусе Христе, помилуй мя. Я продолжал пребывать в том же состоянии, но более спокойно. Меня душило умиление. Я разразился слезами. Они сами по себе, без всякого принуждения катились из моих глаз. Я этого не хотел, но меня переполняло волнение от посещения Божия. Слезы не прекращались до вечера. Я не мог ни петь, ни разговаривать. И если бы кто-нибудь был там, я бы не стал разговаривать, ушел бы, чтобы быть одному.
С уверенностью можно сказать, что старец Димас передал мне дар молитвы и прозорливости в тот час, когда молился в притворе соборного храма Кавсокаливии во имя Святой Троицы. О том, что произошло со мной, я никогда не помышлял, никогда не желал, никогда не ожидал. Старцы никогда не говорили со мной о таких дарах. Такой у них был обычай. Они учили меня не словами, а своим примером. Читая жития святых и преподобных, я видел дары, данные им Богом. Отцы не просили, не вымогали дарований, не стремились к знамениям. Поверьте мне, я никогда не просил у Бога даров. Никогда о том не думал. И то, о чем я никогда не думал, появилось внезапно, а я тому никогда никогда не придавал значения.
Вечером того же дня я вышел из церкви, сел на лавку и стал смотреть в сторону моря. Приближался тот час, когда старцы обычно возвращались домой. Я смотрел в ту сторону, откуда они приходили, в ожидании, что они вот-вот появятся, и увидел их. Я увидел, как они спускаются по мраморным ступенькам. Но место это было далеко, я не должен был его видеть. Увидел я их по благодати Божией. Я воодушевился. Такое случилось со мною впервые. Я срываюсь с места, бегу к ним и встречаю. Беру у них котомки. "Откуда ты узнал, что мы идем?"-спрашивает старец. Я не ответил. Но когда мы пришли к келии, я подхожу к "старшему" старцу, отцу Пантелеимону, и втайне от отца Иоанникия говорю ему: "Отче, не знаю, как тебе объяснить. Хотя вы были за горой, но я видел, как вы шли нагруженные, и побежал. Гора была как стекло, и я видел, что за ней". "Хорошо, хорошо,- сказал старец,- не придавай этому значения и не рассказывай никому, потому что лукавый ходит по пятам".
Дара прозорливости я никогда не желал. И когда получил его, не старался развивать. Я не придавал ему значения. Я никогда не просил и не прошу у Бога открыть мне что-нибудь, потому что полагаю, что это противно его воле. Но после события со старцем Димасом я совершенно изменился..."