Это был довольно мрачный московский день, характерный для начала ноября.
Мой приезд из провинции к моему другу Диме был вызван не только желанием повидаться с ним и его семье, но и элементарно отовариться в знаменитых московских магазинах. Возможно впервые за семьдесят лет советской власти в них было такое изобилие импортных товаров и продуктов по сходным ценам. До семидесятилетнего юбилея этой власти оставалось два дня.
Все ниже описанное произошло пятого ноября 1987 года.
В этот промозглый день мы путешествовали по ГУМу. Покупок было немного, но все очень удачные. Нам повезло и очереди были не очень длинными, поэтому запланированные покупки мы закончили к полудню, а не в вечеру, как предполагали. В предвкушении раннего обеда мы устремились к остановке троллейбуса.
Наш путь пролегал по Красной Площади, затем вдоль забора Александовского Сада к остановке троллейбуса рядом с Манежем. Этот короткий путь, который в обычных условиях можно проделать за какие-то пять минут, для нас с Димой превратился в вечность, из которой мы уже не надеялись выбраться.
Выйдя из толчеи ГУМа на промозглый холод Красной Площади, мы увидели здесь большое количество людей, спешащих в разных направлениях с большими сумками и авоськами в руках. Было непривычно видеть по всему открывшемуся пространству хаотичность «броуновского движения» вместо стройных колонн демонстрантов. Непринужденно болтая, мы слились с толпой и стали пересекать площадь по диагонали в нижней ее части по направлению к «вечному огню» за решеткой Александровского сада.
Но как только мы вступили с асфальта на первые камни брусчатки Красной Площади, то весь Мир сразу же изменился. Громадный вековой гранитный камень вдруг стал погружаться куда-то вглубь под моими ногами, как только я наступил на него. Удивившись этому ощущению, я немедленно сделал следующий шаг и перенес вес своего тела на другую ногу. Но и другой камень тотчас начал куда-то проваливаться. Возникло ощущение, что я как в детстве шагаю по толстой пуховой перине или по зыбкой поверхности заболоченного берега пруда, которая состоит из переплетенных корней различных кустов и мелких деревьев.
С большим недоумением взглянув на Диму, я увидел на его лице отражение того же чувства и тревогу в его широко открытых глазах. Инстинктивно вцепившись руками в одежду друг в друга, мы одновременно выдохнули - «ЧТО ЭТО?...» и устремились вниз по площади не расцепляя наших рук. Но наше передвижение невероятно замедлилось, так как камни в добавок ко всему стали расходиться под ногами и приходилось делать широкие шаги, чтобы не провалиться в пространство между ними. Сквозь трещины между расходящимися камнями был виден красно-бордовый тусклый свет, как от прогорающих головней в печи.
Постепенно камни разошлись настолько сильно, что мне стала видна бездонная пропасть. Она вся была озарена этим мутным светом, а в самой глубине ее было что-то подобное изливающейся черно-бордовой лаве. Зловонный дым поднимался из глубины и струился между камнями. Его смрад перехватывал дыхание и вызывал тошнотворную слабость в дрожащем теле. Мы уже не могли идти дальше, а только стояли на широко расставленных ногах, чтобы не упасть. Ко всему этому ужасу добавилась какафония мерзких громких звуков: одни из них были высокие, как визг свиньи или осла; другие же низкие хриплые, как крик павиана.
Посмотрев по направлению мавзолея, мне удалось установить их источник. Моим глазам предстал вид омерзительной бесовской оргии. И тут я понял что происходит!.. Вышедшие из глубин адских силы бесовские празднуют семьдесят лет своей победы над Православной Россией. Мавзолей поднялся и висел в воздухе как крышка над большой трубой, а из бездонной глубины через образовавшийся провал, как черный дым клубились легионы бесовские. Они поднимались, расходясь веером, над Красной Площадью и над налитыми кровью красными звездами на башнях кремля. Все это хаотическое броуновское движение бесовских толп кружилось вокруг мавзолея в дикой пляске в багровых адских отсветах и зловонном дыму. Самые мерзкие из них с диким гоготом и свистом паясничали на стенах мавзолея. В этом кривлянии проглядывал своеобразный обряд поклонения главному бесу, который жил в мумии находящейся внутри этой пирамиды.
А толпы людей суетливо спешили по своим делам, даже не замечая этого безумства у себя под ногами и над головой. Впервые в жизни я почувствовал, что все мои волосы на теле стоят дыбом, а все мои члены налились смертельным томлением. Вдруг я заметил, что Дима начинает сползать вниз и услышал его хрип - «ноги...и..., мои ноги отнялись». Резко повернувшись, я увидел его напряженное бледное лицо покрытое мелкими каплями пота по лбу и вокруг трясущихся губ. В его глазах был ужас от всего увиденного и какое-то обреченное бессилие.
Как молния пронзила меня яркая картина нашей возможной участи - два человека лежат на брусчатке, а вокруг бежит безразличная толпа («опять два собутыльника напились как свиньи...»). А к вечеру приезжает скорая и удивленные врачи рассуждают между собой, что это довольно редкий случай, когда сердечный приступ свалил замертво одновременно двоих, и что пить надо было меньше. Тревога за друга и за свою собственную судьбу придала мне сил. Как вытащить его с поля этой духовной битвы, на котором могут найти наши мертвые тела? Мгновенная внутренняя концентрация и защита на месте, горячая мольба к Богу - «Господи спаси, помоги и помилуй!» и у меня появляются силы. Обливаясь потом, тащу Диму по плавающим камням брусчатки. Шаг, еще шаг..., все ближе к краю площади. Силы начинают оставлять меня. Он на голову выше меня и в полтора раза тяжелее, поэтому появляется удивительная мысль - «как я вообще могу его тащить? У самого не было сил сдвинуться с места».
Проскальзывает понимание, что это Господь несет нас в своей руке. С этой мыслью мне становится намного легче передвигаться, а Дима говорит мне, что у него заработала одна нога и второй он уже может немного владеть. В этот момент силы оставляют меня совсем и мои ноги перестают подчиняться. Дима подхватывает меня и, приволакивая одну ногу, тащит меня к краю брусчатки. Еще несколько метров... Начинаю чувствовать одну из ног и изо всех сил помогаю ему двигаться быстрее, отталкиваясь ей от брусчатки. Вот и вторая нога начала работать.
В метре от асфальта мы просто падаем и кубарем выкатываемся на дорожку перед решеткой Александровского Сада. Несколько секунд лежим, наслаждаясь покоем и мыслью, что уцелели. Затем начинаем видеть осуждающие взгляды обходящих нас людей и, подхватив сумки, переползаем к решетке Александровского Сада. Почувствовал беспокойство и, повернув голову, вижу «вечный огонь» совсем недалеко от того места где мы сидим. Приходит мысль - «Что это? Следующая мясорубка уже у сатанинского огня?..» Но, слава Богу! Приходят силы. Подхватываем сумки и бежим на остановку навстречу подъезжающему троллейбусу.
На обратном пути есть время поговорить. Что это было? Просто мираж, но тогда почему мы все это видели и чуствовали одновременно вдвоем, причем одинаково до мельчайших деталей? Приходят на память слова Спасителя о том, что достаточно свидетельства двоих.
Вячеслав
Свидетельства Дмитрия:
Это было 23 года тому назад, на семидесятилетие октябрьской революции 1917 года, 5 ноября 1987 года.
Мой друг Слава приехал ко мне в Москву из провинции отовариваться. Мы были в ГУМе и после его толчеи шли по Красной Площади к Историческому музею.
Вдруг брусчатка под моими ногами стала зыбкой, появилось ощущение, что я проваливаюсь. И вот тут земля под площадью отверзлась и стало воочию видно, что под тонким слоем земли, там, где мавзолей, находится престол и на нем восседает тот, пред кем беснуется карнавал с плясками, воем и диким весельем по поводу торжества их власти. Перед стенами ГУМа и Кремля на флагштоках реяли красные полотнища, а там внизу взлетали огненные языки пламени и они плясали с омерзительным хохотом и визгом.
Мне стало страшно от того, что я могу провалиться туда. Я показываю Славе рукой на эту преисподню: «Ты видишь?». «Вижу»- говорит он. «Ужас!». Говорю ему: «Слав, я не могу идти, ноги онемели». Он отвечает: «Давай скорее, обопрись на меня, надо уходить». Тогда я смог идти. Вскоре он говорит: «Все, не могу идти, ноги увязли, не вытащить». Я говорю: «Теперь ты обопрись на меня, видишь тут бровка, где не так зыбко. Идем по ней». «Вижу» - говорит он.
И так, поддерживая друг друга попеременно, мы прошли Красную Площадь перед Историческим музеем и вышли на спуск к Александровскому саду. Тут, как всегда, стояла толпа очередью на поклонение к «нему». Земля здесь проваливалась все меньше и меньше, ноги уже не вязли, и внизу спуска земля опять стала твердой как обычно. Мы были в шоке от увиденного и обессиленные долго приходили в себя.
Я не даю никаких своих комментариев: «Имеющий уши, да слышит!»