Рассказы и сказки Ингвара

Получил добрый отзыв на свои стихи. Спасибо, Михаилу!
Подумал, что может быть будет интересна и моя проза.
Начну с коротких.

КУРОПАТКА

Дед Макар собрался ехать на базар. В этом году уродилась свекла и он решил продать часть её, чтобы купить на зиму одежонку для внучки.
В день ярмарки он встал рано. Запряг свою каурую лошадку и погрузил на телегу несколько припасённых с вечера мешков, да ещё положил сверху старое охотничье ружьё.
Ему хотелось уехать потихоньку, пока не проснулась Машенька. Их село стояло на отшибе, а дорога до города шла через глухую тайгу. В те времена, о которых идёт речь, по её диким чащам бродило много лихих людей. И дед Макар не хотел рисковать. Однако уйти незаметно ему всё-таки не удалось. Уже выходя из дома, он опрокинул ведро с водой и этот грохот разбудил чутко спавшую Машеньку.
- Деда, деда! Не уезжай! - тоненьким голоском закричала она и босиком бросилась за ним.
У Макара на глаза навернулись слёзы. Он подхватил её на руки и крепко прижал к себе.
- Надо, Машенька. Понимаешь, надо.
- Тогда я поеду с тобой, - и она зарылась головой в его бороду.
- Ну хорошо, внученька,- вздохнув, сказал он, - тогда собирайся.
- Я мигом, дедушка! - радостно воскликнула она и бросилась одеваться.

* * *
Глухая тайга давно обступила дорогу, по которой ехал дед Макар со своей внучкой. Лишь иногда между деревьями возникали неширокие луговины, поросшие высокой травой. Лошадка шла скорой поступью. Телега слегка подпрыгивала на камнях и поскрипывала, раскачиваясь. И Машенька задремала. Но Макар не спал, а зорко поглядывал по сторонам.
И вот, когда они ехали вдоль очередного луга, в центре которого возвышался невысокий холм, он неожиданно почувствовал какое-то движение в траве. Через мгновение из неё появилась куропатка и полетела в сторону леса. Макар схватил лежащее по правую руку заряженное ружьё и вскинул его на плечо. То ли от этого шума, то ли ещё по какой неведомой причине, но Машенька вдруг проснулась и, увидев прицелившегося деда, вдруг закричала, схватив его за рукав:
- Не стреляй, дедушка! Не стреляй!
Рука Макара соскочила со спускового крючка и куропатка благополучно скрылась среди деревьев. Неудачливый охотник с досадой поглядел на внучку. Она вся дрожала, словно речь шла не о куропатке, а о чём-то гораздо более дорогом и близком. Дед вздохнул, но улетевший обед было не вернуть и он не стал ругать Машеньку. Напротив, он успокоил её, погладив по головке и лишь сказал:
- Ну что ж, пускай живёт. Жить-то, оно, всем охота.

Когда дед Макар и Машенька добрались до города, ярмарка была в самом разгаре. Им не пришлось особенно зазывать народ - товар шёл ходко. К вечеру они продали почти всю свеклу и, переночевав там же в овощных рядах, поторговали ещё с утра. В полдень они уже выехали обратно. Им нужно было успеть до темноты.

* * *
Беглый каторжник Прошка лежал на вершине косогора и грыз травинку. Он ждал. Ждать пришлось долго. Прошка то придвигал, то отодвигал от себя старое фитильное ружьё, которое он забрал у одного старика-китайца, но дорога оставалась пуста. Зато он вспомнил, как китаец не хотел отдавать ему это самое ружьё - его единственный источник существования. Разбойник криво усмехнулся. “Теперь ему уже ничего не нужно”, - подумал он.
Солнце уже стало клониться к закату, когда он, наконец, услышал шум катящейся телеги и топот лошадиных копыт. Уверенными движениями Прошка насыпал на полку порох и зажёг фитиль. Телега выехала на открытое пространство и разбойник увидел седого деда в кургузой шапке и спящую рядом с ним на соломе девочку. Он поднял ружьё и прицелился.
Прошка был хорошим стрелком. В своей жизни он бывал и охотником, и солдатом и не мог промахнуться с такого небольшого расстояния. Каторжник выстрелил. Его пуля должна была попасть точно в голову деда Макара, но в этот самый момент из травы рядом с разбойником вдруг вылетела куропатка. От неожиданности Прошка вздрогнул и ствол ружья слегка дёрнулся вверх. Однако, этого оказалось достаточно, чтобы пуля прошла чуть выше, лишь задев шапку на голове Макара.
Прошка не успел перезарядить ружьё и телега скрылась за деревьями. И хотя опасность миновала, дед Макар долго ещё настёгивал свою кобылу, торопясь поскорее вернуться домой.
Они благополучно добрались до своего села, но так никогда и не узнали, что куропатка, спасшая им жизнь, была той самой куропаткой, которую Машенька пожалела накануне.

Тронуло, Ингвар. Огромное спасибо! Думаю и детям полезно почитать. Можно я скопирую нашим в деревне? Матушка такое очень любит читать.

Спасибо, Михаил! Конечно, можно скопировать и дать почитать всем, кому захотите.
У меня разные есть. Надеюсь, тоже понравятся.
Вот, например, такой.

ПИСЬМО САНТА-КЛАУСУ

В одном небольшом городке жила девочка. Её звали Бетси. Она была очень хорошая девочка. И у неё была очень хорошая мама. А вот папы у неё не было. Он умер очень давно, ещё когда Бетси была совсем крошкой.
Мама Бетси очень любила свою дочку. Она всегда была к ней внимательна, часто дарила подарки, ходила с ней на разные весёлые представления. Но она не могла заменить ей папу. Даже в лес за грибами они не могли сходить - без папы им было там слишком страшно. Впрочем, любое дело за которое брались мама с дочкой словно говорило им, что и его они могли бы делать втроём.
И вот, незадолго до Рождества Бетси решила написать письмо Санта-Клаусу. Она знала из разговоров со своими подружками о тех вещах, которые они и их младшие и старшие братишки хотят попросить у Санта-Клауса - кто санки, кто новую куклу, кто красивое платье, а кто ещё что-нибудь из игрушек, вроде корабликов или конструктора. Почти все её знакомые писали письма Санта-Клаусу, отправляли их на Север, в Лапландию и ждали от него исполнения своих желаний. Но у Бетси было очень необычное желание. Она, конечно, не отказалась бы и от новой куклы, но больше всего на свете ей хотелось иметь папу. И она так и написала в своём письме:

"Милый Санта-Клаус, пришли мне, пожалуйста, папу!"

Когда Санта-Клаус получил это письмо, он растерялся. Впервые за всё время он не знал, что ему делать. Он хорошо умел мастерить разные детские вещи, игрушки и даже одежду. Но сделать живого человека... Это было не под силу даже ему. Он не мог выполнить просьбы Бетси! Но не мог и забыть об этом письме! Он должен был что-то сделать! Но что?!
Санта-Клаус долго думал над этой проблемой. И вот, наконец, в Сочельник, когда уже было пора ехать развозить подарки детям, ему в голову пришла одна идея. Он запряг в свои сани самых быстрых северных оленей и быстрее ветра помчался к тому городку, где жила Бетси. Но в город он не въехал, а оставил сани у леса и, взвалив на плечи мешок с подарками, отправился дальше пешком. Он сделал так, чтобы никто не подумал, что он Санта-Клаус. А уж если Санта-Клаус хочет что-то сделать, то он всегда добивается своего.
Он очень долго ходил по улицам городка и смотрел вокруг во все глаза. Смотрел так, как может смотреть только Санта-Клаус. И вот, наконец, он заметил одного молодого человека, который, выйдя из магазина, угостил конфетами совершенно незнакомых ему девочку и мальчика.
Санта-Клаус не дал ему уйти далеко. Своим широким сантаклаусским шагом он быстро догнал уходившего молодого человека и обратился к нему с просьбой:
- Не могли бы вы помочь мне донести мешок до одного дома?
- С радостью, дедушка, - ответил ему молодой человек, не узнав Санта-Клауса.
Однако, когда они добрались до дома, - а это был дом, где жила маленькая девочка Бетси, - Санта-Клаус вновь обратился к нему с просьбой:
- К сожалению, я очень спешу. Мне нужно идти дальше. Не могли бы вы занести на второй этаж и отдать девочке по имени Бетси вот это, - и с этими словами Санта-Клаус вытащил из своего мешка большую белую коробку. - Здесь подарок к Рождеству.
- Хорошо, - опять согласился молодой человек и, взяв подарок, понёс его наверх.
Дверь ему открыла Бетси и удивлённо уставилась на незнакомого дядю с большой коробкой в руках. Следом подошла её мама и тоже очень удивилась. Молодой человек объяснил, что его попросил передать этот подарок для Бетси один длиннобородый дедушка. Но ни Бетси, ни мама не знали, кто бы это мог быть. Поэтому они решили, что это ошибка и что они не могут принять этот подарок. Но молодой человек знал, что дедушка уже ушёл и решил во чтобы то ни стало оставить этот подарок девочке, которая, кстати, ему очень понравилась. Впрочем, как и её мама.
- Это подарок для Бетси и я не могу отдать его никому другому, - твёрдо сказал он и поставил коробку на стол.
- А что там? - спросила любопытная Бетси.
- Я и сам не знаю, - ответил молодой человек и предложил, - Давайте посмотрим!
С этими словами он развязал розовую тесьму и открыл коробку. Там оказался огромный и по виду необычайно вкусный торт. И тогда мама Бетси, сказала молодому человеку:
- Я не знаю, кто тот добрый человек, который передал этот торт, но к нам его принесли вы и я прошу вас остаться и попить с нами чаю.
Молодой человек из скромности начал было отказываться, но теперь уже твёрдо сказала мама Бетси:
- Нет-нет. Я вас никуда не отпущу, пока вы не попробуете этот необыкновенный торт.
- Останьтесь с нами, - вдруг тихонько попросила его Бетси.
И молодой человек просто не мог ей отказать. Он согласился. Третий раз за этот предрождественский вечер.
Торт был очень большой и даже втроём им не удалось его съесть. Мама Бетси воспользовалась этим и попросила Джона (они уже знали как его зовут) придти к ним и завтра. Ему понравилась эта идея и он пообещал, что обязательно придёт, хотя, конечно, не из-за торта.
Джон сдержал своё обещание и пришёл на следующий день. А потом приходил ещё и ещё. А вскоре маленькая Бетси с радостью узнала, что весёлый и добрый дядя Джон будет её папой. И тогда Бетси вдруг поняла, что тот длиннобородый дедушка, который передал ей торт на Рождество, был ни кем иным, как самим Санта-Клаусом. Он всё-таки сумел выполнить её просьбу!

Добрый рассказ!

МОЛЧАНИЕ

Маленький Вовка плакал. Он плакал безутешно, навзрыд. Плакал так, словно потерял что-то такое, без чего его жизнь становилась никому ненужной, никчёмной. И его слезам была действительно веская причина. Его родители решили развестись. Он не очень понимал, что это такое, но знал одно - теперь он уже никогда не сможет, проснувшись поутру, прибежать к маме с папой; он знал, что никогда уже они втроём не будут играть ни в какие игры, никогда не будут вместе делать зарядку, вместе завтракать, обедать и ужинать, никогда не пойдут втроём в лес за грибами или ягодами, никогда не будут вместе делать уборку или перестановку в квартире. Как он радовался всему, что они делали вместе! Но теперь этого больше не будет. И он не знал, как ему это вернуть.
И тогда Вовка замолчал. Он просто перестал говорить. Он больше ничего не спрашивал и ни на что не отвечал. Он не говорил ни дома, ни в школе. Он выполнял домашнее задание, но когда его вызывали к доске - он молчал. О чём бы его ни спрашивали - он молчал. Его водили к завучу и к директору, ставили двойки - но всё было напрасно. он не говорил даже со своими друзьями, а тихо стоял у окна и смотрел на осеннее небо.
Но тяжелее всего Вовке приходилось дома. Папа уже уехал - он снимал где-то комнату - а Вовка остался вдвоём с мамой. И хотя он понимал, что его маме сейчас тоже не легко, он всё равно молчал. Он не отвечал ей даже кивком головы, а просто сидел уставившись в одну точку или смотрел в окну. Несколько раз мама даже наказала его. Если Вовке было больно, он плакал, но когда боль проходила, он продолжал молчать. Хуже всего было, когда мама сама начинала плакать.
Иногда приходил папа. Но ни его, ни мамины уговоры и объяснения не помогали. Вовка по-прежнему молчал. Они даже вызвали врача, но и он ничем не помог. Вовка послушно открывал рот, позволял щупать гланды и мять живот, но не произнёс ни слова и никак не объяснял своё поведение. Если бы он даже захотел бы это сделать, то всё равно бы не смог подобрать правильные слова.
Он, конечно, знал, что его родители часто ругались и спорили друг с другом, хотя он и всегда понимал зачем. Многое, что становилось предметом ссоры, казалось ему маловажным или совсем неважным, но он ничего не мог с этим поделать. Хотя один раз он даже нарочно опрокинул тарелку на пол, чтобы отвлечь их внимание.
Зато каковы были минуты и часы их совместного отдыха и работы! Он удивлялся, как можно было забыть это так быстро. Он не понимал, почему нужно постоянно помнить все обиды и неприятности, но начисто забывать всё хорошее? Почему нужно быть всегда готовым вывалить на другого накопившееся неудовольствие, а ласковые слова вспоминать лишь по праздникам? Правда на самом деле, Вовка не мог ни высказать, ни даже подумать такими словами, но он чувствовал это и понимал всю свою беспомощность. И поэтому молчал.
Во многом из-за этого, хотя и не только, после развода родителям Вовки стало не легче, а тяжелее. Однако, когда прошёл почти месяц, они забеспокоились всерьёз. Ведь они оба любили своего сына и им хотелось как-то ему помочь. поначалу они стали обвинять друг друга, но это делу не помогало и они стали думать, что же им делать. Они стали чаще встречаться, советоваться друг с другом. Они искали выход.
По воскресеньям мама с папой стали водить Вовку в кино, цирк и на аттракционы. Один раз они даже сходили в лес за грибами, а ещё однажды папа взял его на рыбалку. Вместе с ними пошла и мама. Хотя она и не умела ловить рыбу, но зато приготовила вкусную уху. Однако, несмотря на все усилия, Вовка молчал, молчал печально и обречённо.
Родители не могли преодолеть вдруг вставшего между ними и сыном отчуждения. Но они сами ещё не осознавали, что начали преодолевать отчуждение между собой. Они больше не ссорились - им было не до этого. Любовь к ребёнку объединила их. А любовь не может оставаться неизменной. И если она не умирает, то всегда растёт. И она росла, пока вдруг - это случилось на Новый год, который они отмечали втроём - любовь вновь вспыхнула в их сердцах. Они зажгли новогодние свечи и при этом словно зажгли что-то гораздо большее, очень важное, хотя и незримое, но такое же беззащитное, как пламя свечи. Неожиданно они обнялись.
И тут Вовка, увидевший это, вдруг закричал на всю комнату:
- Мамочка! Папочка! Как я вас люблю! - И бросился к ним со слезами радости на глазах.

Сильно задело! С нетерпением жду еще...

Спасибо, Михаил!
Вот есть ещё такой.

БЕЛЬЧОНОК

Совиное Перо поймал бельчонка. В восторге он побежал в селение и, захлёбываясь от радости, стал показывать его всем и рассказывать о том, как он его ловил. Его товарищи вприпрыжку бежали рядом с ним, а взрослые только качали головами:
- Сколько шума из-за маленького бельчонка!
Но вот, Совиное Перо пробежал мимо Танцующей Выдры, сидевшего у своего вигвама.
- Ты, кажется, кого-то поймал? - спросил его старик.
- Да! - воскликнул раскрасневшийся мальчуган. - Бельчонка! Он не успел забраться на дерево! А я раз - и схватил его!
- Я вижу, ты очень рад? - опять спросил его Танцующая Выдра.
- Конечно! Ведь это моя первая добыча! Я теперь каждый день буду приносить что-нибудь домой! Я буду великим охотником!
- Твой отец Длинное Копьё тоже так радуется, когда приносит домой добычу? - продолжал Танцующая Выдра.
- Нет, - немного сбитый с толку, сказал Совиное Перо.
- Что же он делает?
- Он просто отдаёт её матери!
- Может быть, так стоит поступать и тебе?
- Почему?
- То, что для тебя радость, для твоей добычи - горе, - спокойно ответил Танцующая Выдра. - Поэтому радость о пойманной добыче настоящие мужчины прячут в своём сердце. Это не та радость, которую следует выставлять напоказ.
- Но почему? - снова спросил Совиное Перо.
- Чем больше твоя радость, тем больше горе пойманной добычи. А она может не уместиться в них, как не умещается в тебе.
- Я не понимаю тебя, Танцующая Выдра.
Старик вздохнул.
- Когда-то в нашем селении жил один мальчик, - начал рассказ Танцующая Выдра. - Он часто просил своего отца дать ему поохотиться самому. Но отец, считая его слишком маленьким, отказывал сыну. Но вот, однажды зимой, он всё-таки согласился дать ему попробовать. Отец повёл сына на замёрзшее озеро, и там мальчик поставил свою первую бобровую ловушку. Наутро он отправился проверить её и к его великой радости в неё попался маленький бобрёнок. Ловушка была поставлена мальчиком не слишком удачно, и поэтому в неё мог попасть только неопытный зверёк. Но мальчик всё равно был очень рад. Радость переполняла его настолько, что он, схватив ловушку и бобрёнка, бегом помчался домой. Он даже чуть не сломал свои снегоступы. С бешено стучащим сердцем он вбежал в селение, хохоча и размахивая пойманной добычей. Но когда мальчик подбежал к своему вигваму, то увидел вокруг только печальные лица. Оказывается, этим утром в соседнем вигваме умерла маленькая девочка...
- Умерла?! - воскликнул Совиное Перо, широко раскрыв глаза.
- Да, - печально кивнул Танцующая Выдра. - И вся радость мальчика сразу куда-то пропала. Он молча подошёл к своей матери и, не говоря ни слова, отдал ей зверька. На следующий день он опять пошёл ставить свою ловушку. Ему повезло. Место, о котором его отец говорил как об очень удачном, сегодня было свободно. И мальчик сразу установил там свою ловушку. И на утро нашёл в ней крупного бобра с красивой коричневой шерстью и широким хвостом. Восторгу мальчика не было границ. Он опять помчался в лагерь, словно за ним гнались бешеные волки. А, вбежав в него, он, захлёбываясь от радости, начал всем показывать свою добычу. Но нахмуренные брови взрослых сказали ему о том, что в селении что-то случилось. Оказывается, в схватке с бродячим медведем погиб брат вождя. И мальчик вновь отдал свою добычу матери, не говоря ни слова.
Танцующая Выдра сделал паузу, но Совиное Перо ничего не спросил. Он слушал старика, и его лицо было серьёзным.
- Отец мальчика вместе с другими охотниками отправился по медвежьим следам, чтобы убить гризли. Такие медведи бывали очень опасны, когда появлялись поблизости от селений. А мальчик вновь решил идти на охоту.
Перед уходом, он вдруг увидел шесть бобровых ловушек отца, висевших на стене вигвама, и решил тоже взять их с собой. На этот раз мальчик поставил целых семь ловушек. Он был очень возбуждён и поэтому, когда ставил последнюю, нечаянно порвал нить. Кое-как он соединил её и тоже насторожил для ловли бобра. Затем, предвкушая большую добычу, вернулся в лагерь. Однако, несколько дней он не мог покинуть селение, потому что бушевала сильная вьюга. Когда же он, наконец, пришёл к озеру, то с трудом отыскал свои засыпанные снегом ловушки. В шести из них были бобры. И только из седьмой - той, у которой была повреждена нить - бобр сумел уйти. Узелок, затянутый Совиным Пером, развязался. Огорчённый мальчик с силой топнул ногой, но его добыча всё равно была велика, и сердце его трепыхалось от радости. Приплясывая, он уложил бобров на наскоро сооружённый тоббоган и поволок добычу в лагерь. Несмотря на то, что дорога сильно вымотала его, мальчик решил сделать лишний крюк, чтобы зайти в селение с дальнего конца и провезти добычу через весь лагерь. Проходя через него, он не удержался, чтобы не подойти к вигвамам своих друзей, похвалиться добычей. От них он узнал страшное известие. Шестеро из семерых охотников, ушедших за медведем-гризли, попали в горный обвал. И только седьмой - его отец - остался жив. И то лишь благодаря счастливой случайности. Ремни на его снегоступах порвались, и он остановился, чтобы починить их. Но ему не пришлось догнать своих товарищей. Их накрыл снежный обвал. Поэтому и в этот день мальчик не смог похвалиться своей добычей, и посетовать на испорченную бобровую ловушку. В селении были иные печали и радости.
Танцующая Выдра замолчал. Совиное Перо тоже не проронил ни слова. И даже бельчонок в руках мальчика перестал биться.
- Спасибо тебе за этот рассказ, - наконец, сказал Совиное Перо.
- Я дожил до этих лет, только для того, чтобы рассказывать их, - улыбнувшись, произнёс Танцующая Выдра. - А теперь мне надо побыть одному.
Совиное Перо кивнул и пошёл обратно. Мальчик уже не направлялся к своему вигваму. Он вернулся к той сосне, возле которой он поймал бельчонка. Подняв его как можно выше, он подсадил бельчонка на дерево и тот мгновенно исчез в зелёной кроне сосны.

Недели через две, глубокой ночью, когда Совиное Перо спал в своём вигваме, его разбудил шум, поднявшийся в лагере. Оказалось, что в селение вернулся Летящая Птица - брат его матери, который долгое время был в плену у Длинных Ножей.

Замечательно!

Какая-то мистическая связь между бобрами поймаными в ловушку и гибелью людей.Хоть совсем бобров не лови, они явно заколдованы.

Евгений, о мистике с Виктором

Рассказ "Молчание" наивен, и вообщем-то я где-то такое уже читал. Хитрый мальчик, однако.

Это подозрение на плагиат?

Я вспомню,тогда скажу.Не могу же я бездоказательно говорить, вполне возможно просто схожий сюжет.

Это другое дело...

Я вот тоже сочинил рассказ по индейским мотивам,он будет называться "Огненная вода".Чуть позже напечатаю.

Я вот прочитал про деда Макара, хороший рассказ, а у меня сразу оконченное покушение на убийства Макара, сердце чего то очерствело что ли. Рассказы хорошие.

Огненная вода
(по мотивам жизни индейцев)
Вождь Мутный Глаз сидел возле вигвама и курил трубку.Надо сказать,что неважный был табак,да просто дрянь табак,не чета тому которым его угощал вождь соседнего племени.Тот табак был вывезен контрабандой из Гаванны.Он курил, и сплевывал по старинной индейской традиции через левое плечо.Мутный глаз был невесел.Тяжким бременем легли на его плечи заботы о жизни племени.И сейчас его мысли текли сразу в двух направлениях.Первое это был бюджет племени на следующий год, а второе-ящик с огненной водой,которыйони вчера отобрали у бледнолицых в вигваме с вывеской Шинок.Предварительно они,конечно же,сняли с бледнолицых скальпы,они получились шикарными,с торчащими по сторонам длинными пейсами.Очень хотелось вождю выпить огненной воды,дабы отвлечься от проблем насущных,но он опасался,что сидящий рядом сын,мастеривший новое копье расскажетоб этом его жене,которая согласно цвету волос и сложному характеру,носила имя Рыжая Бестия.Она ведь строго-настрого запретила ему даже прикасаться к огненной воде до праздника Новой Луны.А праздник был еще далеко.Тогда вождь подозвал сына
Длинная Сопля(так звали сынишку)-ты уже вырос и можешь самостоятельно добывать пищу для своего племени.Пойди на озеро, там где мы видели построенную бобрами плотину и поставь силки.Принеси своему отцу жирный бобровый хвост на закусь,т.е. я хотел сказать на зависть всем соплеменникам.
Вернулся сын только к вечеру и вернулся с добычей-два бобра принес Длинная Сопля в свой вигвам.Но по мистическому совпадению пропали две бутылки из ящика с огненной водой.
На утро проснулся вождь с головной болью и желанием опохмелиться.Снова подозвал он сына
Длинная Сопля,вот хочу справить матери бобровую шапку,сходи на озеро и поставь побольше силков.
Вернулся сын с добычей и застал такую картину: возле костра,сидел вождь в окружении трех соплеменников. Это были Виктор Духовный, его боевая подруга Белая Горячка и верный друг Абсинентный Синдром.Виктор обьяснял вождю духовный смысл индейской народной сказки Хитрый скунс.Вождь же был в прекрасном настроении и благодушно кивал ему в ответ.В тот вечер принес домой Длинная Сопля три бобра,и опять странным образом исчезли три бутылки из ящика с огненной водой.
Мистика-сказала Рыжая Бестия-и навсегда запретила своему сыну охоту на бобров.

Интересно , но просматривается антисемитский настрой( скальпы с пейсами) и чуствуется что племя жило где то под Киевом. Про рыжую бестию прикольно, надо матушке прочитать, а то она не дает "охотиться за бобрами".

Да, это индейское племя жило на Оболони.

Неплохой сценарий рекламного ролика пива Оболонь. А скальпы евреев можно заменить на скальпы тех кто не любит Киевское "Динамо" .

У Ингвара талант, я вот нечасто читаю детям сказки, но скажу что его сказки довольно на высоте. Может быть это одно из призваний которое дал ему Всевышний.

Правда, неплохо пишет, штампов много,но можно детям почитать.

ИНГВАР-МОЛОДЕЦ!
ЕВГЕНИЙ-ТОЖЕ МОЛОДЕЦ!

Евгений, у Вас не плохо, но все же лучше в другой теме, не обижайтесь. А немеки уж больно прозрачные...как бы опять ругань не пошла.
Полностью согласен с оценгой творчества Ingvara, данную отцом Михаилом. Обязательно скопирую и дам почитать детям наших прихожан.

Немножко надо подправить Честно говоря, я этот рассказ написал за 5 минут, под впечатлением Бельчонка.

Всем огромное спасибо за комментарии.
Кстати, рассказ у Евгения Сумского смешной.
Но уж раз разговор зашёл о спиртном... Вот тогда ещё один рассказ.
Посвящается всем тем, кто читал "Хоббита" Дж.Р.Р.Толкина.
Но детям лучше не читать.

СТОЯЛ АПРЕЛЬ УЖ У ДВЕРЕЙ

Жил-был в норе под горой гном. Не в какой-то там мерзкой грязной сырой норе, где со всех сторон торчат уши эльфов и противно пахнет гоблинами, но и не в голой норе тролля, где нечего выпить и нечем закусить. Нет, нора было гномовская, а значит, в ней жили и пили гномы. Да и не нора это была вовсе, а гномовский туннель, но туннель без гари и дыма и тоже очень гномовский.
Он начинался идеально полуовальной дверью, абсолютно сливающейся с горой. Сколько гномов могло пройти в неё в ряд, не знал даже Квасир, захлебнувшийся своей мудростью… Или пивом…
Вот я и говорю, сидел, значит, гном у себя под горой и слушал, как стучат в его дверь кулаки и каблуки, и думал: открывать или не открывать? Ведь те сто пятьдесят бочонков с пивом, что были сложены в его лично собственном погребе в пещерке у подземного родничка (чтоб охлаждались), ему самому были на один зубок… то есть, на один глоток. Судя же по ударам, за дверью толпилось никак не меньше двенадцати гномов. Даже учитывая, что двое из них были помоложе других, его запасам пива грозила серьёзная опасность.
Кроме того, Толин не очень-то доверял числу тринадцать. И даже не потому, что оно какое-то уж несчастливое. А просто, слишком большое это было число. По крайней мере, для его маленького погреба.
Ну, ладно, – наконец, решил Толин. – Главное, чтобы не припёрся четырнадцатый. Это было бы уж совсем черезчур. Даже тринадцать – перебор, а уж четырнадцать, - вообще ни в какие ворота. Особенно, если им будет этот недоросль Бильбон! Глаза б мои его не видели! Вот уж даром, что коротышка, а пива может выпить больше легендарного Завалина Толстопузого. В Долгом озере столько воды не поместится, сколько Бильбон пива может выхлестать! И ведь что, подлец, всегда говорит: "Бде очень бдиядно!". Конечно, ему "очень бдиядно", если пена из ноздрей прёт!
А когда доверили Бильбону (вот, дураки отзывчивые!) отхлебнуть из чаши Галочки Дрели, сколько потом волос из бород было выдрано, – ведь ни капелюшечки нам не оставил. Он, мол, Бильбон, свой глоточек сделал, теперь делайте ваш. А какой глоточек может быть после Бильбона? Во рту - словно Балрога проглотили. Одно слово – сушняк!
Но стук, звон, топот и стон за дверью не прекращался. И Толин открыл. В конце концов, если отправить Фильку и Кильку в ближайший шинок, так они ещё пару сотен бочёнков пива прикатят. Может, конечно, и не самого качественного, не «Вдаринского», а того пивца, который с содой для пущей пены, у Содомана. Ну, так и хрен с ним. У нас же, гномов, поноса не бывает. Только катышки, чего бы не съел или что бы не выпил. Чисто коза пробежала. А то бы нас людишки в нынешнее-то глобализованное времечко враз бы по следу нашли. А так, камень, он и есть камень. У кого гранит, а у кого и малахит. Зависит от диеты.
- Нам диета ни к чему!
Холестерин нам по плечу! –
Нескладно, спотыкаясь через растянувшегося у порога Толина, выкрикивали ввалившиеся в его жилище гномы.
- Раз, два, три, четыре, – только и успевал считать сапоги входящих гостей хозяин, – пять, шесть, семь, восемь…
- Ты уже накрыл стол? – сбивая его со счёта, крикнул Уйн.
- Девять, десять, одиннадцать, двенадцать…
- Хватит валяться! – заорал Глуйн, – Беги в погреб!
- Пусть Филька и Килька бегут, – кряхтя ответил Толин. – А где тринадцатый?
- Тринадцатый – ты! – захохотали гномы. – Гены Дольфуса сегодня не будет!
- А Бильбон? – с тревогой спросил Толин.
- А он не к каждому, кто под горой, ходит.
И у Толина Аукнешикса отлегло от сердца.
- Тогда наливай, – сгоряча объявил он.
…
Праздник завершился быстро. Только минуло лето, и, закончилась, не начавшись, зима.
Моргая веками, Толян Аукнешикс спросил:
- А чё так темно?
- Так ночь же, - не открывая глаз, ответил Валян.
- А опохмелиться как же?
- Так мы ж… с Киль… ик… Килычем, уж, кажись, всю округу… того…, - заплетающимся языком сказал Хвилька.
- Мне того не надо! – строго оборвал его Толян, моргая веками. - Ты мне энтого подавай!
- Хто ж нам зараз его подасть? – ляпнул Килыч. – Мы ж не токмо взрослое население, но и всю детвору даже без коктейлей оставили.
- Мы пили коктейли? – произнёс с чувством ужаса и презрения Толян.
- Ты, батька, не серчай, – попытался его урезонить Хвилька, – но самогон гонится дольше, чем пьётся. В этом деле и за одним гномом не угонишься, а уж за тринадцатью…
- А Бильбон, где?
- Как где? – удивился Килыч. - Вон он, под столом спит. Ты ж сам сказал, - "Чтоб только глаза мои его не видели!".
- Ну…
- Ну, мы их тебе в капюшон и выдавили.

Ингвар,а как же узелки?????
я жду,понимаешь,а он и в ус не дует.

Хорошо, Ingvar!

Артемолег! Я уже написал.

Михаил, спасибо!
Вот ещё.
Это просто рассказ. Морали особой нет. Написано в стиле Джека Лондона.

ВОЛЧЬЯ ЗИМА

Снег падал мягкими пушистыми хлопьями. Он покрыл уже всю спину медленно бредущего по лесу одинокого волка. Когда особенно пушистый комочек снега попадал на его мокрый нос, волк фыркал, показывая своё возмущение безцеремонным поведением этого природного явления. Он не любил этот сырой липкий снег. Его лапы глубоко проваливались в рыхлую снежную массу, мешающую идти. Плохое время для охоты! То ли дело весело бежать за добычей по твёрдому насту, который ломается под тяжёлыми копытами добычи, а затем режет ей ноги. Мороз после оттепели - вот лучшее время для охоты!
Хотя в одиночку даже в благоприятную погоду поймать добычу очень трудно. Нужна стая! Но в стаю его не приняли… Не приняли! Обида острым когтем полоснула по сердцу. И, главное, почему… Впрочем, сам виноват! Не так повёл себя при встрече с вожаком. Слишком уверенным в себе показался он, Серебристый, этому Черноухому. Не так подставил шею… Не так сильно прижал хвост… И тот сразу почуял соперника. И, кстати, был прав.
Серебристый две зимы водил стаи вдоль заснеженных горных склонов. Две зимы! Такие как он уже никогда не склоняют своей головы так, как это могут другие. Любая неудача вожака, небольшая оплошность и всё! У стаи новый вожак, а старому придётся уйти. Или возможен раскол стаи. Не хотел этого Черноухий. Очень не хотел! Знал он и то, что в его стае есть пара волков из бывшей стаи Серебристого. Той, которую прошлой зимой положили двуногие. Последние двое… Выжили только они и, он, их бывший вожак…
Дёрнулись было волки за Серебристым, но не пустил их Черноухий. Стае нужны клыки! Но не длиннее тех, что показывает вожак. Вот и разделил их, отогнав волка-одиночку. И теперь он, Серебристый, должен брести один по этому снежному болоту, пробавляясь время от времени неосторожной мышью. Его гордость была уязвлена. Но он шёл вперёд, словно чувствовал, что там, впереди, его ждёт и удача, и добыча. Но пока перед ним было лишь гадкое снежное крошево. Крошево!? Ноздри Серебристого дёрнулись. Наконец-то! Наступала ночь, снег подмерзал. Мороз начинал стелить перед ним дорогу.
Волк поднял голову, и в просвете тусклых облаков мелькнула почти полная красноватая луна. Охотничья луна. Сразу повеселело на сердце. Снег уже не залеплял глаза, а сыпал сухими острыми снежинками. Ветер, которого он ждал, начал рвать облака над лесом. Тёплый воздух, поднимаясь снизу, вдруг превращался в союзника Северного Властелина, зимнего друга волков.
Но неожиданно в ноздри пахнуло теплом и дымом.
«Двуногие!»
Серебристый на мгновение остановился.
«Посёлок!»
Обычно он обходил их стороной. Ему были непонятны эти существа, живущие странной, какой-то неестественной жизнью. Волчье проклятие! Волчья напасть! Соперники! Непонятные, двуногие существа! Что им надо от нас? Что им делать в наших лесах? В наших полях? В наших горах? Зачем им олени и лоси, созданные для нас, волков? Разве нет у них таких же странных четвероногих животных, которых они прячут в странных деревянных логовищах? Зачем им ещё и наша добыча?
Что ж… Если они охотятся на нашу добычу, будет только справедливо, если волки будут охотиться на их добычу! На их странных животных, пахнущих двуногими! Это будет просто справедливо!
И Серебристый, выбравшись к опушке леса, стал, не спеша, спускаться вниз к замёрзшей реке, на берегу которой двуногие прячут своих странных животных в деревянных логовищах.
Волк обошёл посёлок с запада, с подветренной стороны, чтобы его не почуяли собаки, эти грязные, мохнатые, волкоподобные существа, предавшие свободу ради изнеживающего тепла и пойла двуногих, которое лишь в насмешку можно назвать пищей.
Серебристый выбрал крайнее деревянное логово, построенное двуногими для своих животных. Ни одна собака пока не почуяла его. Прыжок, и дыра в стене, затянутая странной льдинкой, легко разбилась от несильного удара плеча волка, и Серебристый влетел внутрь.
Лохматые животные, только внешне похожие на сильных горных баранов, сразу бросились от него прочь, давя друг друга, прыгая по головам и обгаживая тех, кто оказался под ними. Трусливое блеяние заполнило их странное деревянное логовище, из которого не было выхода.
Ударом лапы Серебристый швырнул ближайшую овцу на грязный пол и сразу полоснул по её шее клыками. Дымящаяся кровь фонтаном брызнула вверх, наполняя спёртый воздух дурманящим ароматом. Волк приник к ране, и принялся жадно рвать куски мяса, заглатывая их вместе с хлещущей из раны кровью.
Охвативший овец ужас от произошедшего заставил их отчаянно блеять и метаться ещё больше прежнего по тесному помещению. Крайние овцы попытались пролезть глубже в овечью толпу, выталкивая тех, кто был послабее. Одну из овец оттолкнули так сильно, что она покатилась по полу прямо к ногам волка.
«Ещё добыча!» - в затуманенном кровавыми испарениями мозгу мелькнула мысль Серебристого.
Через мгновение перед ним лежало ещё одно трепещущее тело. Остановиться он уже не мог. Овцы одна за другой падали наземь с разорванными глотками. Кровь лилась рекой, дурманя и так уже замутнённый разум волка.
Но в этот миг распахнулась дверь и на пороге появился двуногий с длинной палкой, с громким шумом выпускающей злобно жалящих и убивающих свинцовых ос.
«Двуногий!»
И сразу громыхнул гром. Больно обожгло плечо. Но Серебристый всё же прыгнул вперёд. Мощным ударом лап он опрокинул двуногого и полоснул по открывшейся шее так же, как делал это с овцами.
Он не хотел убивать двуногого. Это двуногий хотел убить его! За что? За то, что он был голоден и хотел есть? Но разве виноват он в том, что просто хочет есть? Разве виноват он в том, что двуногие охотятся на его добычу и убивают его оленей и лосей? Разве виноват он в том, что двуногие такие жадные? И разве виноват он в том, что двуногие запирают своих животных в тесные клетки, в которых запах пролитой крови дурманит и заставляет убивать ещё и ещё? Если бы эти овцы жили также свободно, как горные бараны, то он не смог бы убить больше одного животного. Остальные разбежались бы. Не он строил эти тесные клетки, из которых нет выхода. Их построили двуногие!
Оказавшись снаружи, Серебристый сразу заметил несколько теней, с захлёбывающимся лаем отступивших при виде волка к ногам спешащих к овчарне двуногих, тоже держащих длинные громыхающие палки. Дважды грохнули выстрелы, но Серебристый был уже за оградой. Он мчался вперёд, широкими мощными махами бросая своё длинное гибкое тело в сторону спасительного леса за рекой. Гремевшие ему в след выстрелы не причинили ему вреда, хотя пара свинцовых ос и свистнула над самой его головой.
Они не смогли победить его! Они не смогли защитить свою добычу, своих странных животных, хотя на их стороне было преимущество в силе и количестве! И он ушёл! Отец-Волк и Мать-Луна хранили его. Спасительные деревья скрыли Серебристого.
Оказавшись под защитой леса, волк остановился и поглядел назад. Чёрные точки двуногих и их собак суетились на засыпанном снегом льду реки. Но он знал, что утром за ним начнётся охота. И тогда Серебристый свернул к северу. Он сделал это специально. Потому что стая Черноухого была южнее. А он не хотел наводить двуногих на своих сородичей. Пусть даже они и не приняли его. Но сначала Серебристый вылизал рану на плече. Пуля лишь рассекла шкуру, но необходимо было остановить кровь. Он немного потоптался на месте, дожидаясь пока рана подсохнет, а затем неспешной рысью отправился дальше.
Он шёл всю ночь, оставляя за собой длинную цепочку волчьих следов… оставляя сзади странные селения двуногих и их странных животных… оставляя стаю Черноухого… оставляя позади себя кусочек своей волчьей жизни.

Несколько раз он пересекал тропы двуногих. Но волк не придавал этому значения. Это были другие двуногие. Он не сделал им ничего плохого. Он не охотился ни на них, ни на их странных животных. Он не вёл с ними войну. Он шёл своим волчьим путём.
Однако утром, когда Серебристый, после долгого перехода, вышел к отрогам гор, ощущение опасности вдруг заставило его резко остановиться. Маленькая летающая смерть яростно впилась в твёрдый наст прямо перед его мордой, швырнув ему в глаза ледяную крошку. Чуть позже раздался гром.
«Двуногий!»
Серебристый рванул в сторону под прикрытие торчащих из снега чёрных скал. Немного обождав, он стал быстро перебегать от скалы к скале, и над его головой несколько раз свистнули пули. Однако волк быстро вышел под защиту каменного гребня и стал подниматься вверх по заснеженному склону.
Он помнил, что где-то выше должен быть узкий проход в долину, за которой его ждал лес, его родной лес. Надо было лишь пройти этим узким ущельем через перевал. И Серебристый шёл. Шёл всё выше и выше. Шёл не спеша, иногда останавливаясь и замирая в тени чёрно-белых заснеженных скал. Вот и площадка, с которой начинался спуск вниз…
Острый запах человеческого пота и чего-то палёного резко ударил ему в ноздри.
«Двуногий!»
Так вот откуда он стрелял! Отсюда и вправду открывался прекрасный вид на низину, по которой он подошёл к горам.
Человек резко повернулся. Увидев волка, он от неожиданности сделал неловкое движение и поскользнулся на обледенелом камне. Нелепо взмахнув руками, чтобы сохранить равновесие, он растопырил пальцы и выпустил из рук свой карабин. Оружие ударилось о скалу, упало на снег и заскользило вниз по склону, набирая скорость. Человек растерянно наблюдал, как оно уносится прочь, а когда оно рухнуло вниз с высоты пятидесяти футов, безпомощно обернулся.
Он стоял расставив руки и в его глазах нарастал ужас и ожидание смерти. Волк с лёгкостью мог убить его. И двуногий это знал. Знал это и Серебристый. Двуногий не смог бы даже воспользоваться своим ножом, потому что тот лежал у рюкзака рядом с нарезанной ветчиной.
Но волк открыл пасть и высунул длинный красный язык. Он смеялся. Смеялся над этим нелепым двуногим, который без своей громыхающей палки и блестящего клыка в руке превратился в дрожащего кролика. Волку не нужна была смерть этого жалкого двуногого. Он не охотился на двуногих. Он убивал их только тогда, когда двуногие хотели его смерти. Этот двуногий тоже хотел его убить. Но это было раньше. Сейчас он просто хотел жить. Двуногий был больше не опасен ему.
Серебристый демонстративно отвернулся от двуногого, источающего флюиды страха, и слегка махнув хвостом, спокойно направился к выходу из ущелья. Вскоре он уже скрылся за поворотом.

Покинув горы, Серебристый подремал немного в укрытии до наступления темноты, а затем начал долгий переход через долину. Но глубокой ночью он остановился. Полная луна ярко светила в ночи, маня своим единственным волчьим глазом. И Серебристый завыл. Долгий вой одинокого волка разнёсся по долине, ушёл в высоту и серебряной изморозью украсил сверкающие звёзды. Вой шёл из самой глубины волчьего сердца. Он дарил ему силу и укреплял его волю. Вой наполнял волка чувством единства с Луной и звёздами, с безкрайними снежными равнинами и таящими тайны тёмными лесами; но, главное, он дарил волку чувство единства со всем волчьим племенем, как бы далеко не разбросала волков их волчья судьба.
Неожиданно он услышал далёкий, словно пришедший с другого конца земли вой. Выла волчица. Одинокая волчица. Она была одинока и голодна. Она была потеряна и забыта всеми. И Серебристый отозвался ей, вложив в свой вой всю свою силу, чтобы поддержать её. А затем широкой рысью продолжил путь к далёкому лесу.
Утром лёгкий пушистый снежок припорошил твёрдый наст и был хорошим подспорьем в охоте. Следы всех обитателей были видны издалека. Однако всю его пищу за сутки составил заяц, себе на беду вылезший из сугроба, когда Серебристый пробегал мимо. Да ещё пара мышей полёвок, потерявшихся на просторах снежной равнины.
Когда солнце перевалило за полдень, волк, наконец, достиг леса. Едва войдя под своды тёмных елей, Серебристый почувствовал на себе чей-то взгляд и повернул морду. Из-за кустов на него смотрела волчица. Он сразу понял, что это та самая волчица, с которой он переговаривался ночью. Неспешно он приблизился к ней, и они коснулись носами. Она тоже поняла, что это тот самый волк. Они обнюхались, приветливо помахивая хвостами. У волчицы, несмотря на серый мех, хвостик был необычного белого цвета. И волк сразу назвал её Белохвостой. Белохвостая была очень худа. Видно, что ей несладко пришлось одной в зимнем лесу.
Не сговариваясь, они побежали рядом, принюхиваясь и присматриваясь друг к другу, а также к окружавшему их лесу. Спустя некоторое время они набрели на следы косуль. Обменявшись только взглядами, Серебристый и Белохвостая побежали по следу. Скоро они вышли в редколесье и увидели вдалеке пять косуль, объедавших тонкие ветви деревьев. Дул лёгкий западный ветерок и волки неспешной рысью стали обходить косуль с восточной стороны. Пройдя немного, Серебристый оставил волчицу, а сам по широкой дуге стал обходить косуль с юго-востока.
Дождавшись когда Серебристый займёт выгодную позицию, Белохвостая, крадучись, стала приближаться к маленькому стаду. Одна из косуль, почувствовав было опасность, подняла голову, но, не заметив ничего подозрительного, продолжила объедать ветки и сдирать с молодого деревца сладкую кору. В этот миг волчица рванула вперёд. С опозданием заметив приближающегося зверя, косули бросились бежать. Самые сильные и быстрые сразу вырвались вперёд. Белохвостая, напрягая все силы, старалась мчаться наравне с ними, забегая при этом то справа, то слева. Это заставляло косуль менять направление. Но долгой погони голодная волчица выдержать не смогла бы. Не было стаи! Не было тех, кто мог бы, помогая друг другу, срезать углы, приближая к себе добычу. Но у неё был иной план. Выгнать косуль к засаде!
Вот и высокие кусты, за которыми ждёт Серебристый. Однако, три косули уходили в сторону. Ещё две косули отставали, но и они с каждым шагом удалялись от Белохвостой, совсем выбившейся из сил.
И тут вылетел Серебристый. Он мчался, делая огромные прыжки. Косули заметили новую опасность и резко изменили направление, но волк неумолимо приближался. Свежие силы давали ему небольшое преимущество. Ещё три прыжка… Ещё пять… Косули уже рядом… И вдруг из-за поваленного дерева, почти навстречу им выскочил незнакомый бурый волк. Две отставших косули метнулись в сторону, и Серебристый прыгнул, сбивая плечом одну из них, одновременно впиваясь клыками в её горло.. Другая отставшая косуля снова резко бросилась в сторону, пройдя совсем рядом с Бурым. Волк попытался достать её и сделал отчаянный прыжок. Но его клыки схватили пустоту. И косуля ушла. Догнать её уже не было ни сил, ни возможности. А вот её более неудачливую спутницу уже рвали Серебристый и Белохвостая.
Бурый волк стоял поодаль, переступая лапами на месте. Теперь было хорошо видно, что это уже старый волк. И, скорее всего, он прятался за деревьями с безумной надеждой, что косули, возможно, приблизятся к нему настолько близко, что ему удастся схватить одну из них. Выскочив навстречу косулям, он стал невольным участником загона, но сейчас не решался подойти к добытой косуле, которую на его глазах рвали другие волки, по сравнению с ним полные сил и уверенности в себе. И поэтому он ждал, поглядывая на могучего волчару, завалившего эту косулю.
Серебристый поднял окровавленную морду и посмотрел на Бурого. Он мог и один завалить косулю. Её судьба была предрешена. Просто пришлось бы сделать лишних несколько прыжков. И Бурый понимал это. Это понимал и Серебристый, и поэтому поднял взгляд на Бурого не раньше и не позже, чем был должен для вожака.
Бурый заметил внимание к своей персоне и, вильнув хвостом, опустил голову, но краем глаза наблюдал за поведением Серебристого. И Серебристый повёл мордой, приглашая его присоединиться к трапезе. Не заставляя себя долго ждать, Бурый жадно набросился на ещё тёплое мясо и внутренности косули, заедая их комками снега, наполненных её кровью.
Когда первый, да и второй голод были утолены, от косули осталось совсем немного: кости с остатками мяса, куски шкуры, жилы… Это они оставили на утро. А сейчас волки, освещаемые заходящим солнцем, сытые и удовлетворённые прилегли в у ближайших зарослей.
Выждав время, Серебристый встал и, подойдя к Белохвостой, коснулся её морды, благодаря за проделанную работу. Белохвостая отозвалась ему. Затем волк подошёл к Бурому. Тот немедленно вскочил на ноги. Серебристый слегка толкнул его плечом, и Бурый сразу признал его вожаком. Ритуал был соблюдён, и они обнюхались. Вышло так, что в охоту на косулю вступили два почти одиноких волка, а из неё они вышли маленькой, но стаей.
Ночь они провели возле добычи. И когда взошла полная Луна, их вой огласил окрестности, объявляя их собственностью новой стаи. И он был услышан. Утром к ним присоединились ещё два молодых волка, родивших только прошедшей весной и оставшихся без родителей по вине двуногих. Волки были приняты. И новая стая отправилась на исследование теперь уже их территории.
Отныне и до весны всё, что окружало их, принадлежало им. Их ждали новые погони, новые приключения… И они были свободны!
Весной Серебристый и Белохвостая заведут семью. И следующей зимой их подросшие волчата тоже войдут в стаю, возглавляемую их отцом, чтобы также как это делали их волчьи предки, вновь и вновь идти своим волчьим путём и бросать вызов своей волчьей судьбе.

Слов нет! Прямо как будто в лесу присутвовал!