Указанный же способ стрижения волос, очевидно, имеют в виду и восточные каноны. Так, 21 пр. Трулльского собора (692 г.) говорит, что священнослужители, виновные в тяжких преступлениях, но раскаявшиеся в них, стригутся по образу клира. Если же самопроизвольно не пожелают того (т.е. принести раскаяние), да растят власы подобно мирянам. Следовательно, ращение волос, по этому правилу, является отличием мирян, а не священнослужителей, которые должны «стричь волосы по образу клира». Но уже во время названного собора, который впервые говорит на востоке об этом, встречались франты (в роде Максима Циника), относительно которых собор в 96 прав. все же постановил: «власы на голове ко вреду зрящих искусственными плетениями располагающих и убирающих... отечески врачуем приличною епитимьею... да, к Богу приближаются и внутреннего паче, нежели внешнего человека украшают благими и непорочными нравами. Аще же кто вопреки сему правилу поступит, да будет отлучен». Хотя в этом правиле и нет упоминания о клириках, оно, несомненно, приложимо и к ним, так как то, что предосудительно для мирян, еще более предосудительно для клириков. При сопоставлении же этого правила с вышеприведенным правилом 21 совершенно ясно, что священнослужители отнюдь не должны носить волос настолько длинных, чтобы их можно было «искусственными плетениями» располагать и убирать. Так как длинные волосы для содержания их в порядке требуют со стороны каждого ухода за ними и особого внимания к своей наружности, а священнослужители, занятые своим прямым делом, не имеют для ухода за длинными волосами праздного времени, то, понятно, и должны стричь их «по образу клира». По 14 пр. VII Всел. собора (787 г.), даже только предназначавшиеся на служение в церкви, хотя и не получили пока рукоположения от епископа, еще в детстве принимали «причетническое пострижение» (kuran tu kliru), т.е. начинали стричь волосы так, как это усвоено было всем членам клира. Из послания патр. Константинопольского Фотия к папе Николаю I видно, что и в IX веке на востоке даже епископы стригли волосы на голове: «если монах, - писал патр. Фотий,- возводится во епископы, он отлагает свои прежние одежды и стрижет волосы на голове».
Но в XI веке такое положение вещей стало изменяться. Во второй половине этого столетия патр. Антиохийский Петр в своем ответном послании патр. Константинопольскому Михаилу Керуларию уже находит, что на «бритье и стрижение бороды, ношение колец епископами Запада не следует обращать никого внимания». Как видно отсюда, за стрижение волос на голове западные священнослужители, которые носили coronam clericorum, не подлежали укору, ибо в этом отношении они следовали общепринятому правилу; а прочему, что на Западе не нравилось патр. Михаилу, патр. Петр советовал не придавать значения, очевидно, потому, что на Востоке многие священнослужители в то время были уже не безупречными в отношении к этому самому правилу. Латинский писатель ХII в. итальянец Гуго Этериан, довольно долго живший в Константинополе, даже прямо порицал восточных клириков и монахов (священного сана) за отращивание волос и, несомненно, имел для того основания. И эта метаморфоза ношения длинных волос клириками вместо коротких произошла на Востоке не без влияния мирской моды, которая осуждалась еще в конце VII в. 96 правилом Трулльского собора. По свидетельству Зонары в толковании на это правило, мужчины в Византии в XII в. прилагали «все старание, чтобы волоса были у них длинны, и чтобы подобно, как у женщин, имелись на них кудри». Эта мода тем легче могла войти в нравы восточного духовенства, что уже принята была в высшем византийском обществе. Например, по свидетельству историка Никиты Хониата, придворные импер. Алексея Комнина завивали себе волосы. Император Исаак Ангел также завивался. Но по словам историка Иоанна Киннама, один из заговорщиков времен императора Мануила Комнина в расчете на милость и в знак прекращения всякой связи с миром, остриг себе волосы, которые вообще носились, очевидно, длинными. В византийском романе 13 – 14 века «Бельтранд и Хризанца» также отмечалось, что «русые его (Бельтранда) волосы спускались на плечи». После этого, что удивительного, если византийские патриархи, стоявшие в постоянном и близком общении с императорским двором, а за ним и подчиненное им духовенство, мало помалу удлиняли свои волосы до полного забвения древнего правила. На миниатюре греческого манускрипта (1242 Национальной Библиотеки в Париже) конца XIV века мы видим представителей белого духовенства, присутствовавших на Константинопольском соборе 1351 г. под председательством импер. Иоанна Кантакузина, уже с длинными волосами на головах, покрытых шляпами. Может быть, в таком случае некоторые из восточных священнослужителей ссылались даже на пример древних пустынников и анахоретов, носивших длинные волосы... Хотя Симеон Солунский (XV в.) и издатели Пидалиона 1864 г., в толковании на 21 пр. Трулльского собора и говорят о выстрижении волос на темени клириков, как об обычае всей Церкви, однако длинные волосы, не встречая себе никаких препятствий в турецкое время (с половины XV в.), стали окончательно укрепляться на головах священнослужителей на Востоке.
Что относительно волос на голове наблюдалось нами в Византии, то повторилось, в общем, и в странах, которые приняли христианство от нее. По славянскому переводу номоканона Иоанна Схоластика (рукопись Московск. Дух. Академ., № 54, л. 33) и по Паннонскому житию (X в.) св. Мефодия (по рукописям Московск. Дух. Академии № 19, XV в., и № 63, ХVI в.) клирики назывались «стрижниками». Даже в 1674 г. Московский собор предписывал, чтобы протопресвитеры, протодиаконы, иереи мирские и диаконы носили постриженное гуменцо, с волосами вокруг него, на подобие тернового венца Христова. Да и ранее Псковский собор 1504 года лишь вдовым священнослужителям, виновным в нечистой жизни, предписывал растить волосы. Значит, на стрижение волос «по образу клира», и этот наш собор смотрел так, как смотрел и Трулльский собор в своем 21 правиле. Последний тяжко виновным священнослужителям предписывал, «да растят власы подобно мирянам»; наш Собор 1504 г. требовал от них того же самого — ращения волос. Однако по данному вопросу и у нас наступила эволюция. Обычай носить длинные волосы стал прививаться среди всего нашего духовенства, по предположению проф. Е. Е. Голубинского, со времен Московских, то есть приблизительно тогда, когда начал укрепляться он у греков, хотя гуменцо у наших священнослужителей заметно было и до конца XVIII века.
Из сказанного, полагаем, ясно, что современное длинноволосие нашего духовенства — явление, совершенно чуждое древнему Церковному Преданию, и канонам, которые одинаково говорят не о ращении волос, как норме для клира, а о стрижении их. Наше длинноволосие — вовсе не плод древней традиции и благочестия, а следствие мирского тщеславия, хотя это длинноволосие возводится у нас чуть ли не в догмат и считается самым надежным показателем «православия» священнослужителей...
Форум
