Родная мать умерла вскоре после его рождения, отец женился на вдове, которая привела своих детей от первого брака и невзлюбила своего пасынка. Никита должен был постоянно терпеть от нее брань и побои. С малых лет он учился «святых книг чтению» и старался не пропускать ни одного богослужения. Научившись грамоте и начитавшись о подвижниках, он в 12 лет тайком от отца убежал в Макарьевский Желтоводский монастырь (Костромской губернии). Здесь он изучил церковные службы и пение, здесь же продолжал и книжное чтение. Незадолго перед смертью отца по его просьбе Никита возвратился домой, через некоторое время женился, сделался причетником и на двадцатом году жизни - священником соседнего села. Случайно познакомились с ним проезжавшие мимо московские купцы. Никон понравился им, и они уговорили его перейти в Москву. Здесь он служил священником около 10 лет, но когда все трое детей его умерли в младенчестве, он, потрясенный горем, увидел в этом знак Божий. Уговорив свою жену постричься в московском Алексеевском монастыре, сам, «желая ко спасению обрести путь удобный», в тридцать лет на Соловках в Анзерском скиту принял постриг от прп. Елеазара Анзерского.
Правило монашеского жития в скиту было очень строгим. Кельи иноков располагались на расстоянии трех километров от храма и друг от друга, братия сходились лишь раз в неделю на ночное богослужение. С благословения старца Елеазара иеромонах Никон предался особым подвигам поста, молитвы и воздержания. В добавление к положенному правилу он каждое «дненоществие» прочитывал Псалтирь и клал по тысяче земных поклонов, до крайности сокращая время сна. В 1643 году Никон был поставлен игуменом Кожеезерской пустыни. В 1646 году, приехав в Москву по делам обители, он был представлен молодому царю Алексею Михайловичу. Пламенная ревность ко благу Церкви и Отечества, твердый и открытый характер, поразительная прямота и честность, светлый ум, красноречие, обширные познания, аскетическая суровость и энергичность, наконец, величественная благообразная наружность, атлетическое сложение Никона произвели обаятельное действие на впечатлительного и «тишайшего» семнадцатилетнего юношу-государя, отличавшегося мягким и уступчивым характером и необычайным благочестием. Историк Ключевский пишет, что «с любым иноком мог он поспорить в искусстве молиться и поститься: в Великий и Успенский пост по воскресеньям, вторникам, четвергам и субботам царь кушал раз в день, и кушанье его состояло из капусты, груздей и ягод - все без масла; по понедельникам, средам и пятницам во все посты он не ел и не пил ничего. В церкви он стоял иногда по пяти и шести часов сряду, клал по тысяче земных поклонов, а в иные дни и по полторы тысячи».
По словам историка Церкви прот. Н.Вознесенского, «в Алексее в эту пору были очень живы и сильны идеальные церковные стремления, и его не могла не угнетать окружающая его боярская среда, так печально заявившая себя перед тем грубым своекоры- . стием и отсутствием всяких идеальных стремлений. Никон, этот колосс по твердости воли, ясности и широте ума, явился в это время как бы крепкой опорой для неустановившегося еще царя, тем более что при яркой и резкой определенности натуры это был и убежденный и горячий до энтузиазма церковный идеалист, в своем испытанном аскетизме навыкший ставить путь к небу выше всего земного». Царь, желая иметь своего «собинного» друга около себя, произвел кожеезерского игумена в архимандрита московского Новоспасского монастыря. По приказу Алексея Михайловича архим. Никон каждую пятницу являлся во дворец к утрене и по окончании ее оставался там для бесед с царем. Нередко он ходатайствовал за обижаемых и угнетенных; сам царь даже дозволил ему принимать челобитные от всех, кто ищет царского милосердия и суда над неправыми судьями, и всякая справедливая просьба, передаваемая через Никона, скоро исполнялась. Слава о Никоне как о добром защитнике и сильном ходатае широко пронеслась по всей Москве. Его беспрестанно осаждали словесными и письменными челобитными не только в Новоспасском монастыре, но и на улицах, когда он выезжал к царю.
В 1649 г. Никон был поставлен на Новгородскую митрополию. Царь дал ему такие полномочия и привилегии, какими не пользовался даже Патриарх. В Новгороде Никон ходил по тюрьмам и заступался за беззащитных, устроил четыре богадельни и во время голода - погребную палату для приюта бездомных и вспомоществования бедным. Любя церковное благочиние, он с большой торжественностью совершал церковные службы; часто предлагал народу собственные поучения (что было для того времени необычным), обличая и исправляя недостатки пасомых; духовенство, виновное в проступках, карал строгими наказаниями.
В Новгороде пришлось Никону выказать всю силу своего характера и решительность воли. В 1650 г. здесь вспыхнул мятеж. Через Новгород в Швецию шли деньги и хлеб из псковских царских житниц в счет выкупа за русских перебежчиков, которым на завоеванных Швецией землях угрожало обращение в лютеранство. Новгородцы и псковичи усмотрели в вывозе зерна измену бояр и воевод. Царский наместник князь Хилков был бессилен усмирить насилия над властями и иностранцами и вынужден был укрыться в митрополичьих палатах у Никона. Мятежники ворвались на митрополичий двор; митр. Никон пытался увещевать их, затем стал грозить анафемой и судом Божиим. Народ озлобился, послышались голоса: «Митрополит Никон и окольничий князь Феодор изменники». На владыку посыпались камни, он получил несколько ударов ослопом и кулаками. Разбитый, он едва добрел до церкви Знамения Пресвятой Богородицы, прослушал совершавшуюся литургию и с крестным ходом пошел в ту часть города, где наиболее бунтовали. Пораженные его твердостью, мятежники смирились, просили у него прощения и ходатайства пред царем. Не помня своей обиды, Никон просил для них пощады у царя. Благоразумная кротость в наказании окончательно смирила непокорных. Как отмечает современный церковный исследователь о. Лев Лебедев, митрополит Никон «своими осторожными и мудрыми действиями не только способствовал благополучному исходу всего дела, но и избавил от суровых кар множество людей...»
В 1651 году митрополит Никон, будучи в Москве, убедил царя перенести мощи святителей Филиппа, Иова и Гермогена в московский Успенский собор. Алексей Михайлович отправил с ним в Соловецкий монастырь ко гробу митрополита Филиппа грамоту, содержащую мольбу царя о прощении его предшественнику Иоанну Грозному согрешения, «нанесенного нерассудно, завистью и неудержанием ярости, да упразднится поношение, которое лежит на Иоанне, за изгнание» святителя. Так «преклонялся царский сан», по выражению самого Алексея Михайловича, перед церковной властью, принося покаяние Церкви.
По возвращении из Соловецкого монастыря в 1652 году митрополит Никон из числа 12 кандидатов был избран для поставления в Патриархи. Поначалу он решительно отказывался. Тогда царь при большом стечении народа в Успенском соборе перед мощами святителя Филиппа упал Никону в ноги и, «простершись на земле и проливая слезы», умолял его принять патриарший сан. За ним поверглись наземь все остальные. Потрясенный Никон согласился принять нелегкий жребий патриаршего служения и со слезами на глазах проговорил: «Если вам угодно, чтобы я был у вас Патриархом, произнесите обет в этой соборной церкви, ...что вы будете содержать евангельские догматы и соблюдать правила св. апостолов и св. отец и законы благочестивых царей. Если обещаетесь слушать и меня, как вашего главного архипастыря и отца, во всем, что буду возвещать вам в догматах Божиих и о правилах, если дадите мне устроить Церковь, то я по вашему желанию и прошению не стану более отрекаться от великого архиерейства».
Патриаршество Никона составило целую эпоху в истории Русской Церкви. В первые пять лет правления Патриарха связывала с царем самая тесная дружба. Они вместе молились, садились за трапезу, рассуждали о делах. Патриарх был восприемником детей царских. Он принимал участие в решении едва ли не всех общегосударственных дел, являясь, по существу, первым советником царя. Это его влияние на гражданские дела имело много благоприятных аспектов. В частности, при активном содействии Патриарха Никона в 1654 году состоялось историческое воссоединение Украины с Россией. Земли Киевской Руси, некогда отторгнутые польско-литовскими магнатами, вошли в состав Московского государства. Это привело в скором времени к возвращению исконно православных епархий Юго-Западной Руси в лоно Русской Церкви. Вскоре с Россией воссоединилась и Белоруссия. К титулу Патриарха Московского «Великий Государь», которым его почтил Алексей Михайлович за услуги во время эпидемии моровой язвы (когда Никон рассылал грамоты о мерах предосторожности против заразы и сохранил царское семейство), добавилось наименование «Патриарх всея Великия и Малыяи Белыя России». Патриарх Никон был замечательным, весьма энергичным проповедником, неутомимым строителем храмов и монастырей; пользуясь влиянием на царя, он основал свои знаменитые Иверский и Крестный монастыри и заложил Новый Иерусалим, вникая во все тонкости строительного искусства, осваивая все - от чтения и составления чертежей до хитростей каменной кладки. Но особенно ревностно он проявил себя как церковный реформатор. Самым видным делом, доставившим ему громкую известность в русском народе, было исправление богослужебного чина.
Церковная жизнь после Смутного времени нуждалась в серьезном улучшении. Заметно понизился уровень образованности священнослужителей, расстроилось богослужение, прекратилась живая церковная проповедь. Для сокращения службы читали и пели одновременно в три-четыре голоса, чтобы таким образом выполнить все, что предписывалось Уставом; например, на утрене одновременно читали шестопсалмие, кафизмы и каноны. В русские богослужебные книги вкралось множество ошибок и описок, в некоторые обряды и даже Таинства проникли серьезные искажения. Дело общего оздоровления церковной и духовно-нравственной жизни и исправления русских книг и обрядов в пользу греческих началось задолго до того, как Никон стал Патриархом. При содействии царя Алексея Михайловича, его духовника о. Стефана Вонифатьева и других ревнителей благочестия на архиерейские кафедры и видные протоиерейские места поставляются примерные и деятельные пастыри, упраздняется многоголосие, отменяется хомовое пение, повторами искажавшее священные тексты. Продолжая заботы о благочинии богослужения, Патриарх Никон улучшает пение в московских церквах, выписывая знатоков пения из Новгорода, Киева и даже из Греции, по его мысли и примеру епархиальные владыки всюду вводят единогласие и стройное пение. Со всей решительностью и вместе с должной осторожностью Патриарх продолжает дело исправления книг и обрядов по греческим и древним славянским образцам.
В 1653 г., спустя около семи месяцев по вступлении на кафедру, он уже издал «Память», предписывая креститься троеперстно и при чтении молитвы Ефрема Сирина класть земных поклонов только четыре, а не больше, как делали в то время. Вершившие при Патриархе Иосифе важные церковные дела протоиереи Неронов, Аввакум, Логгин, Даниил (поставленные Никоном в положение простых приходских священников, что привело их в стан его недругов), склонив на свою сторону епископа Коломенского Павла, тут же написали царю челобитную, отстаивая истинность двуперстного сложения. Впоследствии, чтобы придать своим начинаниям больший вес и значение, Никон обыкновенно прибегал к соборам из русских иерархов и к восточным Патриархам, которые или письменно, или словесно - на соборе, в частной беседе и публично в соборной церкви - поддерживали Никона в его деле. В первый раз по поводу книжного исправления был созван Собор в 1654 г., на котором было принято, что служебники «достойно и праведно исправити противо старых харатейных и греческих», затем состоялись Соборы в марте 1655 г., апреле 1656 и два в мае того же года; к участию в них Патриарх привлекал и восточных иерархов, бывших тогда в Москве. Нужные для книжной справы книги были собраны из русских монастырей и в большом количестве привезены с Востока Арсением Сухановым, присланы восточными Патриархами, видными афонскими и другими восточными монастырями. Новоисправленные книги после просмотра и соборного одобрения печатались и рассылались по церквам, монастырям и лавкам.
Исправляя богослужебный чин, Никон побуждал духовенство совершать церковные службы благочинно и по уставу, обязывал читать в храмах поучения народу, запрещал мирянам носить в храм свои иконы, чтобы только перед ними молиться. Сам он каждый день посещал все службы в своей домовой церкви, очень часто служил, постоянно или читал готовые проповеди, или говорил свои собственные. Церковный историк Макарий (Булгаков) утверждает, что в то время среди архиереев не было равного Никону в слове. Совершаемые им церковные службы отличались необычайной торжественностью, особенно в большие праздники, когда он священнодействовал в соборной церкви; нередко ему сослужили от 30 до 75 духовных лиц. Во время богослужения он всегда имел при себе древнейшие требники для сличения обрядов и молитв. Павел Алеппский, архидиакон антиохийского Патриарха Макария, описавший богослужение в Успенском соборе, проведя семь часов на ногах «на железном помосте, под влиянием сильной стужи и сырости, проникавшей до костей», тем не менее признает: «Мы были поражены изумительной правильностию и порядком всех этих церемоний и священнодействий. Несмотря на то, что мы чувствовали сильный холод и великую усталость вследствие долгого стояния без движения, мы забывали об этом от душевного восхищения, созерцая такое торжество православия».
От духовенства Патриарх со всею строгостью требовал должного знания Св. Писания и церковной службы, благочестивой христианской жизни, дабы служили примером для пасомых. Ставленников своих он испытывал сам - «обходил их с книгой, заставлял каждого читать и петь и тут же полагал свои резолюции на их просьбах», как пишет митрополит Макарий. Рукоположения происходили за каждой литургией, которую служил Патриарх. Особым указом он вменял в обязанность священникам и диаконам воспитывать своих сыновей так, чтобы они непременно становились священнослужителями, не унижая чести духовного сословия переходом в сферу мирских занятий. Заботясь об исправлении нравов духовенства, Никон сурово наказывал не исполнявших его требований (например, замеченные в пьянстве или нерадивом исполнении пастырских обязанностей ссылались в сибирские монастыри), через своих стрельцов и чиновников наблюдал за их поведением и исправностью в совершении богослужения; наиболее серьезные провинности карались запрещениями, оковами, тюремным заточением.
При любви к греческому и русскому Патриарх ненавидел все западноевропейское и вооружался против разных заимствований с Запада, например, против органов, ливрей и икон франкского письма, отстаивая древневизантийский стиль. При этом он не щадил ни лиц, ни предметов, даже дозволял себе иногда слишком резкие обличения и грубые действия. Например, приказал изымать из домов богатых и знатных людей иконы, написанные в западноевропейском стиле, неправославно, и выскабливать на них лики для написания православных изображений. В деле исправления общественных нравов Патриарх Никон также бывал до чрезмерности строг. Так, например, он запретил допускать к исповеди и Св. Причастию воров и разбойников, даже осужденных на смертную казнь, вероятно, надеясь запугать и исправить их. Враги церковных исправлений нередко подвергались заточению и ссылке (Неронов, Логгин, Аввакум и др.), лишению священного сана (епископ коломенский Павел) и анафематствованию. Однако, справедливости ради, необходимо сказать, что такие меры к ним применялись не за их оппозиционность, а за конкретные провинности. Муромского прот. Логгина собор духовенства осудил на содержание под арестом за соблазнительные высказывания по поводу св. икон. Вступившийся за него Неронов осыпал Патриарха и весь собор укоризнами и оскорблениями, за что был послан на смирение в монастырь. Аввакум, проводив своего опального друга в Каменский Вологодский монастырь, пришел в Казанский храм, где тот ранее служил, и вознамерился вместо него читать поучение.
Когда соборная братия воспротивилась этому, протопоп Аввакум перестал ходить в храм и завел свои «всенощные» в сушильном сарае на дворе Иоанна Неронова, говоря, что «в некоторое время конюшни-де иные церкви лучше». Туда стеклось более 30 прихожан Казанского храма. Когда стрельцы арестовали всех участников «самочинного сборища», оказалось, что им руководили еще и протоиерей Даниил из Костромы и Логгин из Мурома. Даниил и Логгин были лишены сана. При этом Логгин, как вспоминает Аввакум, «Никона порицая, через порог в алтарь в глаза Никону плевал и, схватя с себя рубашку, в алтарь в глаза Никону бросил». Его сослали в деревню под присмотр родного отца, Даниила отправили в Астрахань в ссылку, а Аввакума сослали в Сибирь, даже не запретив в служении. При всей суровости к нарушителям церковного благочестия Никон, и будучи Патриархом, не переставал принимать от народа челобитные и добиваться у царя быстрых и справедливых решений по ним. На праздничных патриарших трапезах, как правило, накрывался стол для нищих, слепых, увечных, бездомных людей. Многих из них, кто не мог есть сам, Патриарх кормил собственноручно, а затем обходил этих людей, «умывая их, вытирая и лобызая их ноги», по свидетельству архидиакона Павла Алеппского.
Положение Никона как Патриарха было гораздо выше, чем его ближайших предшественников. «На него не имело влияния никакое ходатайство и никто не осмеливался ходатайствовать пред ним, за исключением царя», - говорит один из современников. На все время отсутствия царя Никон становился в столице главным действующим лицом. Когда по поводу присоединения Малороссии возгорелась война с Польшей и царь отправился в поход, управление государством было поручено Никону. Царские бояре каждый день утром являлись к нему с докладами и без него не могли совершить никакого важного дела. Высокое положение Патриарха, широкая деятельность, крутой и властолюбивый характер нажили ему много врагов в разных классах общества. Духовенство - высшее и низшее, - с которым Никон сурово обращался и которое притеснялось его приказными, укоряло его за жестокость и гордость. Бояре настраивали царя против Никона, наговаривая на него, что своими действиями он уничижает царскую власть и оскорбляет личность самого государя, что «царские власти стало не слыхать», что Патриарха и его слуг боятся более, чем царя и его чиновников. Против Патриарха составилась сильная партия бояр Стрешневых, Милославских, Морозова, Одоевского и других приверженцев западной новизны. Семен Стрешнев до такой степени ненавидел Патриарха, что кощунственно назвал его именем свою собаку и выучил ее подражать патриаршему благословению. Среди приверженцев старины также было немало влиятельных людей. В 1656 г. произошла первая серьезная ссора Никона с царем, когда Алексей Михайлович позволил себе в гневе грубо обругать Патриарха. С этого началось неуклонное ухудшение их отношений. Царь все более тяготился полновластием Патриарха в делах церковных, тем, что из одной из самых важных сфер управления православным государством он был вытеснен мощной личностью Никона. Патриарх же решительно не терпел посягательства власти светской на дела церковные.
Просившийся в монастырь еще в 1655 году, Никон в 1658 г. повторил свою просьбу, но получил отказ, несмотря на полный уже разлад с государем. Когда же царь отказался присутствовать на патриарших службах и через князя Юрия Ромодановского передал Никону, что на него гневен, и «повелел... чтоб впредь ты не писался и не назывался великим государем, и почитать тебя впредь не будет», Никон решил оставить патриаршую кафедру. Отслужив литургию, он взошел на амвон и стал говорить народу: «...Ленив я был учить вас, ...от лени я окоростовел, и вы, видя мое к вам неучение, окоростовели от меня. От сего времени не буду вам патриархом...» Потом облачился в черную архиерейскую мантию и черный клобук, поставил посох св. Петра, митр. Московского, на святительском месте, взял в руку простую клюку и вышел из церкви. Пешком по грязи он добрался до Воскресенского подворья и оттуда уехал в Воскресенский монастырь. Объясняя позже свой поступок, Никон писал: «Из Москвы я отошел не без ведома царева: царь знал, что гневается на меня без правды. И от него приходили ко мне... и я им говорил, что иду из Москвы от немилосердия государя, пусть ему будет просторнее без меня; а то, гневаясь на меня, он не ходит в церковь, не исполняет своих обещаний, данных при нашем избрании на патриаршество, отнял себе суд церковный, велел судить нас самих и всех архиереев и духовный чин приказным людям».
1 декабря 1667 г. Патриарх был позван на соборный суд в царские палаты. Он явился торжественно, в преднесении креста и с патриаршим посохом в руке. В присутствии царя и бояр здесь сидели два Патриарха, 10 митрополитов, 7 архиепископов, 4 епископа, 30 архимандритов, 9 игуменов и другие духовные лица, как русские, так и иноземные. Не найдя патриаршего места для себя, Никон остался посреди зала и все время заседания, тянувшегося более 10 часов, стоя и опираясь на посох, давал показания. Он держался гордо и неуступчиво, оправдывал свои действия и слова, которые ему ставили в вину, укорял во вражде к нему царя и других. Под давлением греческих Патриархов и тайного агента Ватикана - Лигарида - с Никона был снят патриарший сан якобы за превышение власти, за самоуправство, и его приговорили отправить в заточение в Ферапонтов монастырь. Те же изменения, которые под его руководством были внесены в порядок богослужений, все до единого были одобрены и узаконены.
Тяжесть заточения, бездеятельность и нравственные потрясения вредно отразились на здоровье Никона. В 1672 г. он писал царю Алексею Михайловичу: «Теперь я болен, наг и бос, ...со всякой нужды келейной и недостатков оцынжал, руки больны, левая не подымается, на глазах бельма от чада и дыма, из зубов кровь идет смердящая и они не терпят ни горячего, ни холодного, ни кислого; ноги пухнут...; приставы ничего ни продать, ни купить не дадут; никто ко мне не ходит и милостыни просить не у кого». Узнав об этом, Алексей Михайлович постарался облегчить положение Никона. С лета 1672 г. Патриарх стал выходить из кельи, совершал прогулки по окрестностям Ферапонтова монастыря, принимал посторонних, благотворил бедным, лечил во множестве приходивших к нему больных, устраивал свое хозяйство, читал и т. п.
В своем духовном завещании Алексей Михайлович просил у Патриарха Никона прощения и благословения. Сын же его, царь Феодор Алексеевич, по просьбе своей тетки Татьяны Михайловны и Воскресенских монахов в 1681 году повелел возвратить Никона после пятнадцатилетнего заточения в любимый его монастырь Новый Иерусалим. Это возвращение было как бы триумфальным шествием 75-летнего старца, изнуренного трудами и скорбями, к месту покоя. По берегам Шексны и Волги стояли толпы народа, ожидая его благословения. Прибыв к Ярославлю, он почувствовал близость кончины, приготовился к ней Таинствами Соборования и Св. Причащения и встретил ее со спокойным и радостным духом (17 августа 1681 года). Патриарх Никон был погребен с подобающими почестями в Воскресенском соборе Ново-Иерусалимского монастыря. При огромном стечении народа служба погребения (вместе с литургией) длилась десять часов. Царь Феодор Алексеевич сам читал шестопсалмие, Апостол и при этом плакал. Плакали многие. На похоронах присутствовала вся царская семья, в том числе и девятилетний Петр Алексеевич, уже достаточно взрослый, чтобы запомнить это многозначительное событие.
В 1682 г., уже по смерти царя Феодора Алексеевича, но по его желанию, восточные Патриархи прислали от себя разрешительные грамоты, в которых освобождали Никона от соборного осуждения и восстанавливали в сане Патриарха.
Форум
"