Форум
Людей, попавших в ЧК (основанием чего часто служила телефонная книга), старались сразу же ограбить под предлогом обысков, потом вымогали деньги у родственников и убивали. В процессе вымогания людей били. После получения денег все равно могли убить, особенно если у заключенного отсутствовала хоть какая-то протекция. Идеальная схема работы ЧК в среднем и мелком городе – приезд банды этнических уголовников в составе 6-8-10 человек и методичное «потрошение» обывателей под прикрытием местной воинской части. Часть денег отсылалась наверх (и отнюдь не в аппарат ЧК), часть присваивалась себе.
В крупных городах ситуация была позамысловатее, но не сильно. По поводу расстрела Гумилёва петроградским ЧК много десятилетий рассказывали иезуитские истории о тончайшей психологической провокации следователей, которые наперебой читали наизусть стихи, очаровали, усыпили, вошли в доверие, добились признательных показаний и расстреляли. На самом деле человека неделю били, вымогая деньги, потом убили. Реальный уголовный мир гораздо проще и скучнее детективных романов.
Никаких разговоров за идеологию в ЧК не велось: золото, камушки, валюта, в лучшем случае несложные уголовные развлечения: изнасилования и избиения уже не по делу, а просто так – злобу сорвать за карточный проигрыш. Вот и всё.
Во-вторых, совершенно не понимается реакция населения на эту вакханалию насилия. Те, кто являлись объектами деятельности чекистов (обеспеченные жители городов и мидлькласс) на протяжении двухсот лет жили в цивилизованном правовом государстве. У них не было навыков обороны от бандитских налётов. Это не буры и не пионеры американского фронтира. Поэтому даже кадровые военные вели себя удивительно наивно. Даже в конце гражданской войны белые офицеры сами с вещами пришли в ЧК, где их аккуратно расстреляли. Потому что это было распоряжение властей: в газетах поместили объявление, что офицеры должны зарегистрироваться для получения документов и денежного пособия. У людей даже после трех лет гражданской войны не укладывалось в голове, что распоряжение властей можно игнорировать и, более того, игнорировать надо.
То есть люди в ЧК всё честно рассказывали. В 1918-1921 это было всё равно (убьют и так и так), далее обыватели сами себе писали приговоры, выполняя за товарища следователя (часто малограмотного) его работу. Так, например, в 1926 году Михаил Булгаков честно как на духу всё объяснил про себя следователю ГПУ. И в землю закопал, и надпись написал. И ещё потом шёл домой и думал: «Они теперь понимают, что я честный человек, у меня никаких замыслов против советских нет».
Последней генерацией непуганых идиотов стали «люди тридцать седьмого года», жаловавшиеся своему психоаналитику следователю на то, что «товарищ Сталин ничего не знает», и надеющиеся услышать из его уст слова утешения с последующими взаимными рыданиями и выпуском на свободу.
То есть урка из медельинского картеля надевал форму полицейского и беседовал с потенциальной клиентелой. А обыватели не видели его реальную деятельность и, тем более, послужной список (грабежи и ходки). Они видели полицейского. Который «должен разобраться».
И, наконец, в-третьих. Какова была психология самих чекистов. Значительная часть из них погибла в лихие года. Не столько от вражеских пуль, этого, к сожалению, было мало, сколько от всякого рода производственных травм: взаимной поножовщины, тюремных эпидемий холеры и тифа, кокаина, сифилиса, алкоголизма. Часть механиков подалась в бега и осела за границей. Награбленное уголовники проигрывали в карты и тратили на несложные развлечения. В период НЭПа, многие уволились и стали отмывать награбленное через подставные фирмы.
В крупных городах ситуация была позамысловатее, но не сильно. По поводу расстрела Гумилёва петроградским ЧК много десятилетий рассказывали иезуитские истории о тончайшей психологической провокации следователей, которые наперебой читали наизусть стихи, очаровали, усыпили, вошли в доверие, добились признательных показаний и расстреляли. На самом деле человека неделю били, вымогая деньги, потом убили. Реальный уголовный мир гораздо проще и скучнее детективных романов.
Никаких разговоров за идеологию в ЧК не велось: золото, камушки, валюта, в лучшем случае несложные уголовные развлечения: изнасилования и избиения уже не по делу, а просто так – злобу сорвать за карточный проигрыш. Вот и всё.
Во-вторых, совершенно не понимается реакция населения на эту вакханалию насилия. Те, кто являлись объектами деятельности чекистов (обеспеченные жители городов и мидлькласс) на протяжении двухсот лет жили в цивилизованном правовом государстве. У них не было навыков обороны от бандитских налётов. Это не буры и не пионеры американского фронтира. Поэтому даже кадровые военные вели себя удивительно наивно. Даже в конце гражданской войны белые офицеры сами с вещами пришли в ЧК, где их аккуратно расстреляли. Потому что это было распоряжение властей: в газетах поместили объявление, что офицеры должны зарегистрироваться для получения документов и денежного пособия. У людей даже после трех лет гражданской войны не укладывалось в голове, что распоряжение властей можно игнорировать и, более того, игнорировать надо.
То есть люди в ЧК всё честно рассказывали. В 1918-1921 это было всё равно (убьют и так и так), далее обыватели сами себе писали приговоры, выполняя за товарища следователя (часто малограмотного) его работу. Так, например, в 1926 году Михаил Булгаков честно как на духу всё объяснил про себя следователю ГПУ. И в землю закопал, и надпись написал. И ещё потом шёл домой и думал: «Они теперь понимают, что я честный человек, у меня никаких замыслов против советских нет».
Последней генерацией непуганых идиотов стали «люди тридцать седьмого года», жаловавшиеся своему психоаналитику следователю на то, что «товарищ Сталин ничего не знает», и надеющиеся услышать из его уст слова утешения с последующими взаимными рыданиями и выпуском на свободу.
То есть урка из медельинского картеля надевал форму полицейского и беседовал с потенциальной клиентелой. А обыватели не видели его реальную деятельность и, тем более, послужной список (грабежи и ходки). Они видели полицейского. Который «должен разобраться».
И, наконец, в-третьих. Какова была психология самих чекистов. Значительная часть из них погибла в лихие года. Не столько от вражеских пуль, этого, к сожалению, было мало, сколько от всякого рода производственных травм: взаимной поножовщины, тюремных эпидемий холеры и тифа, кокаина, сифилиса, алкоголизма. Часть механиков подалась в бега и осела за границей. Награбленное уголовники проигрывали в карты и тратили на несложные развлечения. В период НЭПа, многие уволились и стали отмывать награбленное через подставные фирмы.
