Приступая к изучению истории религии, надо быть готовым сделать одно, может быть, неприятное открытие. Надо открыть и признать, что религии действительно и всерьез различны. Когда все вокруг твердят, что «все религии совершенно равнозначны и пути познания Вечной истины едины» [1] и разные религии суть всего лишь разные пути к одной и той же Цели, что разница между религиями лишь в некоторых обрядах, но по сути они все учат одному и тому же, – то нужна некоторая самостоятельность мысли и зоркость зрения, чтобы заметить, что мода все-таки ошибается. Религии – различны.
В IX в. до Р. Х. ассирийский правитель Ашшурнасирпал II так описывает свои деяния: «Добравшись до города, где правил Хуллайя, я послал все свои войска на штурм, в жестокое сражение, и я победил. Во время битвы погибли шестьсот солдат противника. Я бросил в костер и сжег три тысячи жителей, ставших моими заключенными, не оставляя никого в заложники, но не стал убивать самого Хуллайя. Я разложил на земле их трупы, и я принес там в жертву их юношей и девушек. С Хуллайя я заживо содрал кожу и растянул ее на крепостной стене города Дамдаммуша, который я разрушил и предал огню» [2]. Подобные жертвоприношения были традицией. В VII в. до Р.Х. другой ассирийский властитель, Ашшурбанипал, так описывает свою религиозную деятельность по умирению великих богов, оскорбленных тем, что народ их недостаточно почитал: «Мой дед Синахериб был закопан, в жертвоприношение ему закопал я этих людей живыми. Их плоть скормил я псам, свиньям, воронам, орлам, совершив эти дела и так умиротворив сердца великих богов, моих владык» [3].
И традиция, свидетельства которой только что приведены, – это традиция религиозная, а значит – духовная.
Можно ли сказать, что это лишь обрядовая разница с той религией, которую в те века начинал исповедовать соседний народ, народ Израиля? Его Пророкам Бог говорил: Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо; раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся (Ис. 58, 6–7).
Так что, путь Исаии и путь Ашшурбанипала – это разные пути к одной и той же Цели? Рериховка заклинает: «Но мы с вами знаем, что в основе каждой религии лежит высочайшая нравственность ее основателя» [4]. Полноте: честнее было бы сказать не – «знаем», а – «верим». Если же действительно знать историю религий с ее зачастую страшными страницами, то от практики и вероучений многих религий будет невозможно умозаключить к «величайшей нравственности» их основателей…
Религии все-таки действительно различны. Эти различия надо замечать, сопоставлять и – оценивать.
Именно последнее вызывает наибольшее недоумение у современного светского сознания. Разве можно оценивать религии по шкале «лучше – хуже», «выше – ниже», «совершеннее – примитивнее»? Разве все религии не одинаково ценны с духовно-нравственной точки зрения? Не будет ли проявлением нетерпимости и шовинизма отдать предпочтение одной религии перед другими, пусть даже весьма своеобразными? Как можно сравнивать религии между собой? Каждый народ и каждая эпоха выбирают себе те формы религиозной жизни, которые им по нраву и по вкусу. Корректно ли называть религию европейцев более высокой и совершенной, чем религия японцев? Или споры между религиями о том, какая из них истиннее всего, – лишь споры между поклонниками смокингов и сторонниками джинсов? Разные люди выбирают разную одежду. Это только естественно. Кто возьмется доказывать преимущество джинсовой пары перед костюмной тройкой или же выявлять недостатки одежды спортивного стиля по сравнению с вечерними платьями?
Разные стили и модели одежд можно было бы сравнивать и выставлять им оценки по шкале «лучше – хуже» лишь в том случае, если бы у нас было ясное представление об «идеальной» одежде. Тогда можно было бы сказать, что поскольку именно вот этот вид одежды по таким-то параметрам не соответствует образу «идеальной» одежды, мы имеем право утверждать, что этот стиль несовершенен.
Так и в мире религий можно оценочно сопоставлять религии лишь в том случае, если у нас есть некоторое представление о том, какой могла бы быть идеальная религия. Можем ли мы представить себе такую, идеальную, религиозную форму?
Как ни странно – да. Чтобы это осознать, даже не нужно становиться лично религиозным человеком. Можно оставаться рядовым атеистом и считать, что все религии – это не более чем попытки человеческого ума мыслить об Абсолютном. И вот так, «со стороны», взглядом не богослова, а «религиоведа» можно легко увидеть: все религии схожими образами мыслят и в схожих словах говорят о Непостижимом и Беспредельном. Конечно, это всё человеческие слова и проекции человеческих представлений на Непознаваемое. Любая такая попытка «проекции» человеческого на Сверхчеловеческое есть определенная дерзость.
Но разные религии решаются «узнать» в Абсолютном бытии разные человеческие свойства. Некоторые решаются «узнать» в Божестве – Разум. Некоторые – Действие. Некоторые – Закон. Некоторые – Силу. И вот, предположим, мы встречаем двух проповедников, один из которых говорит: «Я в Боге вижу Творца, Вечный Вселенский Разум, Владыку и Судию…» А второй дополняет: «Да, Вы правы, все это можно и должно сказать о Боге. Но я бы дерзнул добавить еще одно имя к тем, что Вы назвали… Еще Бог есть Любовь…»
И какую же из этих двух предложенных концепций следовало бы признать более высокой, более человечной (хотя это слово здесь звучит несколько парадоксально), более гуманной?
Даже человеку нерелигиозному при изучении многообразия религиозных мнений становится очевидно, что формула «Бог есть любовь» – высочайшая из всех возможных человеческих представлений о Божестве.
Но раз это так, – значит, мы подобрали ключ к решению исходной проблемы религиоведения. Теперь мы знаем, на каком именно основании можно сравнивать религиозные учения между собой. У нас появился тот идеал, с которым можно соразмерять реальные исторические религии. Мерилом «Бог есть любовь» мы можем – как «лагом» – замерять реальную «глубину» разных религиозных течений. По поверхности реки трудно определить, где у нее глубины, где отмели. А лаг помогает отметить: тут мель, тут поглубже, а вот тут фарватер…
Два вопроса будут интересовать нас в связи с исследуемой нами темой, и на эти два вопроса мы будем ждать ответ.
Первый из них: есть ли в данной религии понимание того, что Бог есть любовь? Если же эта формула отсутствует, – то отсутствует ли она лишь в силу каких-то случайностей (скажем, ее просто не успели возвестить авторитетные в этой традиции тексты и учители), или же она в принципе невозможна в этой традиции и логически несовместима с ее исходными посылками.
Второй же вопрос: если эта формула исторически присутствует (или хотя бы логически допустима) в данной традиции, то как именно понимает ее эта традиция?
В IX в. до Р. Х. ассирийский правитель Ашшурнасирпал II так описывает свои деяния: «Добравшись до города, где правил Хуллайя, я послал все свои войска на штурм, в жестокое сражение, и я победил. Во время битвы погибли шестьсот солдат противника. Я бросил в костер и сжег три тысячи жителей, ставших моими заключенными, не оставляя никого в заложники, но не стал убивать самого Хуллайя. Я разложил на земле их трупы, и я принес там в жертву их юношей и девушек. С Хуллайя я заживо содрал кожу и растянул ее на крепостной стене города Дамдаммуша, который я разрушил и предал огню» [2]. Подобные жертвоприношения были традицией. В VII в. до Р.Х. другой ассирийский властитель, Ашшурбанипал, так описывает свою религиозную деятельность по умирению великих богов, оскорбленных тем, что народ их недостаточно почитал: «Мой дед Синахериб был закопан, в жертвоприношение ему закопал я этих людей живыми. Их плоть скормил я псам, свиньям, воронам, орлам, совершив эти дела и так умиротворив сердца великих богов, моих владык» [3].
И традиция, свидетельства которой только что приведены, – это традиция религиозная, а значит – духовная.
Можно ли сказать, что это лишь обрядовая разница с той религией, которую в те века начинал исповедовать соседний народ, народ Израиля? Его Пророкам Бог говорил: Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо; раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся (Ис. 58, 6–7).
Так что, путь Исаии и путь Ашшурбанипала – это разные пути к одной и той же Цели? Рериховка заклинает: «Но мы с вами знаем, что в основе каждой религии лежит высочайшая нравственность ее основателя» [4]. Полноте: честнее было бы сказать не – «знаем», а – «верим». Если же действительно знать историю религий с ее зачастую страшными страницами, то от практики и вероучений многих религий будет невозможно умозаключить к «величайшей нравственности» их основателей…
Религии все-таки действительно различны. Эти различия надо замечать, сопоставлять и – оценивать.
Именно последнее вызывает наибольшее недоумение у современного светского сознания. Разве можно оценивать религии по шкале «лучше – хуже», «выше – ниже», «совершеннее – примитивнее»? Разве все религии не одинаково ценны с духовно-нравственной точки зрения? Не будет ли проявлением нетерпимости и шовинизма отдать предпочтение одной религии перед другими, пусть даже весьма своеобразными? Как можно сравнивать религии между собой? Каждый народ и каждая эпоха выбирают себе те формы религиозной жизни, которые им по нраву и по вкусу. Корректно ли называть религию европейцев более высокой и совершенной, чем религия японцев? Или споры между религиями о том, какая из них истиннее всего, – лишь споры между поклонниками смокингов и сторонниками джинсов? Разные люди выбирают разную одежду. Это только естественно. Кто возьмется доказывать преимущество джинсовой пары перед костюмной тройкой или же выявлять недостатки одежды спортивного стиля по сравнению с вечерними платьями?
Разные стили и модели одежд можно было бы сравнивать и выставлять им оценки по шкале «лучше – хуже» лишь в том случае, если бы у нас было ясное представление об «идеальной» одежде. Тогда можно было бы сказать, что поскольку именно вот этот вид одежды по таким-то параметрам не соответствует образу «идеальной» одежды, мы имеем право утверждать, что этот стиль несовершенен.
Так и в мире религий можно оценочно сопоставлять религии лишь в том случае, если у нас есть некоторое представление о том, какой могла бы быть идеальная религия. Можем ли мы представить себе такую, идеальную, религиозную форму?
Как ни странно – да. Чтобы это осознать, даже не нужно становиться лично религиозным человеком. Можно оставаться рядовым атеистом и считать, что все религии – это не более чем попытки человеческого ума мыслить об Абсолютном. И вот так, «со стороны», взглядом не богослова, а «религиоведа» можно легко увидеть: все религии схожими образами мыслят и в схожих словах говорят о Непостижимом и Беспредельном. Конечно, это всё человеческие слова и проекции человеческих представлений на Непознаваемое. Любая такая попытка «проекции» человеческого на Сверхчеловеческое есть определенная дерзость.
Но разные религии решаются «узнать» в Абсолютном бытии разные человеческие свойства. Некоторые решаются «узнать» в Божестве – Разум. Некоторые – Действие. Некоторые – Закон. Некоторые – Силу. И вот, предположим, мы встречаем двух проповедников, один из которых говорит: «Я в Боге вижу Творца, Вечный Вселенский Разум, Владыку и Судию…» А второй дополняет: «Да, Вы правы, все это можно и должно сказать о Боге. Но я бы дерзнул добавить еще одно имя к тем, что Вы назвали… Еще Бог есть Любовь…»
И какую же из этих двух предложенных концепций следовало бы признать более высокой, более человечной (хотя это слово здесь звучит несколько парадоксально), более гуманной?
Даже человеку нерелигиозному при изучении многообразия религиозных мнений становится очевидно, что формула «Бог есть любовь» – высочайшая из всех возможных человеческих представлений о Божестве.
Но раз это так, – значит, мы подобрали ключ к решению исходной проблемы религиоведения. Теперь мы знаем, на каком именно основании можно сравнивать религиозные учения между собой. У нас появился тот идеал, с которым можно соразмерять реальные исторические религии. Мерилом «Бог есть любовь» мы можем – как «лагом» – замерять реальную «глубину» разных религиозных течений. По поверхности реки трудно определить, где у нее глубины, где отмели. А лаг помогает отметить: тут мель, тут поглубже, а вот тут фарватер…
Два вопроса будут интересовать нас в связи с исследуемой нами темой, и на эти два вопроса мы будем ждать ответ.
Первый из них: есть ли в данной религии понимание того, что Бог есть любовь? Если же эта формула отсутствует, – то отсутствует ли она лишь в силу каких-то случайностей (скажем, ее просто не успели возвестить авторитетные в этой традиции тексты и учители), или же она в принципе невозможна в этой традиции и логически несовместима с ее исходными посылками.
Второй же вопрос: если эта формула исторически присутствует (или хотя бы логически допустима) в данной традиции, то как именно понимает ее эта традиция?
- Примечания:
- Примечания
[1] Мурашкина Т.И. Защитим великие имена Рерихов и Е.П. Блаватской // Новая эпоха: Проблемы. Поиски. Исследования. М.; Рига, 2000. № 1 (24). С. 10.
[2]Цит. по: Боттеро Ж. Рождение Бога: Библия через призму истории. М., 1998. С. 76.
[3]Цит. по: Якобсен Т. Сокровища тьмы: История месопотамской религии. М., 1995. С. 260. Справедливости ради замечу, что это было время глубокого кризиса шумеро-вавилонской религиозной традиции, когда в ней усиливается влияние оккультно-магических практик и верований
[4]Мурашкина Т.И. Защитим великие имена Рерихов и Е.П. Блаватской. С. 10.