Отчёт акушерки из Освенцима:
"Все дети родились живыми и здоровыми"8 мая
Есть истории, которые нельзя забывать. Из года в год их нужно передавать потомкам, чтобы те их помнили на много поколений вперёд. Чтобы люди навсегда были избавлены от подобных кровавых ошибок, одной из которых была нацистская идеология. С этой целью здесь публикуется свидетельство польской акушерки Станиславы Лещинской, бывшей узницы фашистского концентрационного лагеря Освенцим.
Станислава Лещинская
Отчёт Станиславы Лещинской:«Из тридцати пяти лет работы акушеркой два года я провела как узница женского концентрационного лагеря Освенцим-Бжезинка, продолжая выполнять свой профессиональный долг. Среди огромного количества женщин, доставлявшихся туда, было много беременных.
Функции акушерки я выполняла там поочередно в трех бараках, которые были построены из досок со множеством щелей, прогрызенных крысами. Внутри барака с обеих сторон возвышались трехэтажные койки. На каждой из них должны были поместиться три или четыре женщины — на грязных соломенных матрасах. Было жестко, потому что солома давно стерлась в пыль, и больные женщины лежали почти на голых досках, к тому же не гладких, а с сучками, натиравшими тело и кости.
Посередине, вдоль барака, тянулась печь, построенная из кирпича, с топками по краям. Она была единственным местом для принятия родов, так как другого сооружения для этой цели не было. Топили печь лишь несколько раз в году. Поэтому донимал холод, мучительный, пронизывающий, особенно зимой, когда с крыши свисали длинные сосульки.
О необходимой для роженицы и ребёнка воде я должна была заботиться сама, но для того чтобы принести одно ведро воды, надо было потратить не меньше двадцати минут.
В этих условиях судьба рожениц была плачевной, а роль акушерки — необычайно трудной: никаких асептических средств, никаких перевязочных материалов. Сначала я была предоставлена самой себе: в случаях осложнений, требующих вмешательства врача-специалиста, например, при отделении плаценты вручную, я должна была действовать сама. Немецкие лагерные врачи — Роде, Кениг и Менгеле — не могли «запятнать» своего призвания врача, оказывая помощь представителям другой национальности, поэтому взывать к их помощи я не имела права.
Позже я несколько раз пользовалась помощью польской женщины-врача Ирены Конечной, работавшей в соседнем отделении. А когда я сама заболела сыпным тифом, большую помощь мне оказала врач Ирена Бялувна, заботливо ухаживавшая за мной и за моими больными.
О работе врачей в Освенциме не буду упоминать, так как то, что я наблюдала, превышает мои возможности выразить словами величие призвания врача и героически выполненного долга. Подвиг врачей и их самоотверженность запечатлелись в сердцах тех, кто никогда уже об этом не сможет рассказать, потому что они приняли мученическую смерть в неволе. Врач в Освенциме боролся за жизнь приговоренных к смерти, отдавая свою собственную жизнь. Он имел в своем распоряжении лишь несколько пачек аспирина и огромное сердце. Там врач работал не ради славы, чести или удовлетворения профессиональных амбиций. Для него существовал только долг врача — спасать жизнь в любой ситуации.
Количество принятых мной родов превышало 3000. Несмотря на невыносимую грязь, червей, крыс, инфекционные болезни, отсутствие воды и другие ужасы, которые невозможно передать, там происходило что-то необыкновенное.
Однажды эсэсовский врач приказал мне составить отчет о заражениях в процессе родов и смертельных исходах среди матерей и новорожденных детей. Я ответила, что не имела ни одного смертельного исхода ни среди матерей, ни среди детей. Врач посмотрел на меня с недоверием. Сказал, что даже усовершенствованные клиники немецких университетов не могут похвастаться таким успехом. В его глазах я прочитала гнев и зависть. Возможно, до предела истощенные организмы были слишком бесполезной пищей для бактерий.
Женщина, готовящаяся к родам, вынуждена была долгое время отказывать себе в пайке хлеба, за который могла достать себе простыню. Эту простыню она разрывала на лоскуты, которые могли служить пеленками для малыша.
Стирка пелёнок вызывала много трудностей, особенно из-за строгого запрета покидать барак, а также невозможности свободно делать что-либо внутри него. Выстиранные пелёнки роженицы сушили на собственном теле.
До мая 1943 года все дети, родившиеся в освенцимском лагере, зверским способом умерщвлялись: их топили в бочонке. Это делали медсестры Клара и Пфани. Первая была акушеркой по профессии и попала в лагерь за детоубийство. Поэтому она была лишена права работать по специальности. Ей было поручено делать то, для чего она была более пригодна. Также ей была доверена руководящая должность старосты барака. Для помощи к ней была приставлена немецкая уличная девка Пфани. После каждых родов из комнаты этих женщин до рожениц доносилось громкое бульканье и плеск воды. Вскоре после этого роженица могла увидеть тело своего ребёнка, выброшенное из барака и разрываемое крысами.
В мае 1943 года положение некоторых детей изменилось. Голубоглазых и светловолосых детей отнимали у матерей и отправляли в Германию с целью денационализации. Пронзительный плач матерей провожал увозимых малышей. Пока ребёнок оставался с матерью, само материнство было лучом надежды. Разлука была страшной.Еврейских детей продолжали топить с беспощадной жестокостью. Не было речи о том, чтобы спрятать еврейского ребёнка или скрыть его среди не еврейских детей. Клара и Пфани попеременно внимательно следили за еврейскими женщинами во время родов. Рожденного ребенка татуировали номером матери, топили в бочонке и выбрасывали из барака.
Судьба остальных детей была ещё хуже: они умирали медленной голодной смертью. Их кожа становилась тонкой, словно пергаментной, сквозь нее просвечивали сухожилия, кровеносные сосуды и кости. Дольше всех держались за жизнь советские дети — из Советского Союза было около 50% узниц.Среди многих пережитых там трагедий особенно живо запомнилась мне история женщины из Вильно, отправленной в Освенцим за помощь партизанам. Сразу после того, как она родила ребёнка, кто-то из охраны выкрикнул её номер (заключенных в лагере вызывали по номерам). Я пошла, чтобы объяснить её ситуацию, но это не помогало, а только вызвало гнев. Я поняла, что её вызывают в крематорий. Она завернула ребёнка в грязную бумагу и прижала к груди… Её губы беззвучно шевелились, — видимо, она хотела спеть малышу песенку, как это иногда делали матери, напевая своим младенцам колыбельные, чтобы утешить их в мучительный холод и голод и смягчить их горькую долю.
Но у этой женщины не было сил… она не могла издать ни звука — только крупные слёзы текли из-под век, стекали по её необыкновенно бледным щекам, падая на головку маленького приговорённого. Что было более трагичным, трудно сказать, — переживание смерти младенца, гибнущего на глазах матери, или смерть матери, в сознании которой остается её живой ребёнок, брошенный на произвол судьбы.Среди этих кошмарных воспоминаний в моём сознании мелькает одна мысль. Все дети родились живыми. Их целью была жизнь! Пережило лагерь едва ли тридцать из них. Несколько сотен детей были вывезены в Германию для денационализации, свыше 1500 были утоплены Кларой и Пфани, более 1000 детей умерли от голода и холода (эти приблизительные данные не включают период до конца апреля 1943 года).У меня до сих пор не было возможности передать Службе Здоровья свой акушерский рапорт из Освенцима. Передаю его сейчас во имя тех, которые не могут ничего сказать миру о зле, причиненном им, во имя матери и ребёнка.Если в моём Отечестве, несмотря на печальный опыт войны, могут возникнуть тенденции, направленные против жизни, то я надеюсь на голос всех акушеров, всех настоящих матерей и отцов, всех порядочных граждан в защиту жизни и прав ребёнка.В концентрационном лагере все дети — вопреки ожиданиям — рождались живыми, красивыми, пухленькими. Природа, противостоящая ненависти, сражалась за свои права упорно, находя неведомые жизненные резервы. Природа является учителем акушера.
Он вместе с природой борется за жизнь и вместе с ней провозглашает прекраснейшую вещь на свете — улыбку ребёнка».https://avatars.mds.yandex.net/get-zen_doc/1947084/pub_5eb53ce2a4246925cfa393eb_5eb54a7cffa9981e18b5905c/scale_1200
Памятник Станиславе Лещинской в церкви Святой Анны около Варшавы.
Станислава Лещинская была акушеркой в концентрационном лагере Освенцим. В 1922 году она закончила курсы акушерок и начала работать в самых бедных районах Лозди - роды в то время принимались на дому, и не у всех людей была возможность воспользоваться профессиональной медицинской помощью. В рамках своей профессии ей приходилось преодолевать огромные расстояния пешком, часто она работала ночь напролёт. Дети Лещинской вспоминают, что мать часто работала ночью, но никогда при этом не спала днём. В 1943 году Лещинская была арестована немцами за то, что помогала евреям, доставая для них еду и фальшивые документы. На протяжении следующих двух лет Лещинская стала работать акушеркой в концентрационном лагере. Она самостоятельно, без квалифицированной помощи, принимала роды у заключённых женщин, при этом условия были катастрофически антисанитарными, а антисептики и перевязочные материалы отсутствовали.
По приказу главврача лагеря Йозефа Менгеле все новорождённые заключённых умерщвлались. Выполнение этого поручения осуществляли лагерные медсёстры Клара, ранее осуждённая за детоубийство, и Фанни, немецкая проститутка. Станислава Лещинская отказалась участвовать в убийствах, она также отказалась записывать убитых детей как мертворождённых, за что была несколько раз жестоко избита.
Когда немцы позволили оставлять в живых детей с "арийской" внешностью с целью денационализации, Лещинская придумала делать детям подобие татуировки, чтобы те смогли найти своих родителей в будущем. Для детей евреек по-прежнему не оставалось ни шанса выжить.
Всего за время работы Лещинской акушеркой в Освенциме Клара и Фанни утопили около 1500 детей; несколько сотен детей были отправлены в Накло; ещё около 1000 умерли от голода, холода и антисанитарии.
В 1945 году Лещинская с другими заключенными лагеря была освобождена советскими войсками. Освободившись, Лещинская продолжила работу акушеркой, никому не рассказывая историю своего заключения. Эта история стала известна со слов её сына. Только в 1965 году Лещинская смогла записать свои воспоминания. За четыре года до своей смерти она встретилась с бывшими узницами Освенцима и их детьми, которые родились в лагере. Когда Лещинская умерла, её останки были перенесены в церковь в Лоджи, где она была в детстве крещена. В настоящий момент Станислава Лещинская является кандидатом на канонизацию в польской католической церкви.
Источники:
Акушерка концентрационного лагеря
Matthew M. Anger, 2005: Midwife at Auschwitz.
Форум
