Форум
-Во-первых, земная часть Церкви – это часть общества. Поэтому, когда мы говорим “Церковь и общество”, мы понимаем, что делаем некое допущение.
Во-вторых, во взаимоотношениях между церковной и нецерковной частью общества произошло усугубление того взаимного недопонимания, которые мы наблюдали и раньше. Даже если посмотреть на публикации Правмира, то мы увидим, что дискуссии на эту тему появились еще задолго до выборов и начала протестного движения.
Предвыборная ситуация стала некоторым катализатором.
Причины – с одной стороны, взаимный кризис ожиданий, когда ожидания каждой из сторон не удовлетворены. В то же время, именно в последние девять месяцев стало окончательно понятно, что для Церкви закончился «льготный период». По аналогии с банковским кредитом: какое-то время можно не платить проценты, а потом наступает время, когда выплата процентов обязательна.
Двадцать с лишним лет назад, когда Церковь освободилась от советского гнета, она получила такой «льготный период». Тогда была уникальная ситуация почти полного общественного консенсуса относительно того, какие компенсации былого ущерба должна получать Церковь.
Также было много изначально нереалистических, а потому не оправдавшихся ожиданий того, что Церковь в своем современном виде способна дать обществу. Тогда много говорилось о том, что Церковь должна привнести в наше постсоветское общество некую утерянную нравственность, моральные ориентиры, духовность.
При этом на протяжении всех этих лет люди, негативно относящиеся к Церкви — как атеисты, так и воинственные секуляристы, — мало выступали на общественной арене. Общественный климат был такой, что если они как-то и проявлялись, то это было малозаметно.
Затем последовала провокация женской панк-группы. Эта провокация, масштаб которой, наверное, не до конца осознавали сами ее исполнительницы, еще ярче проявила существующие противоречия. Она была «с удовольствием» церковной общественностью поддержана. То есть – сработала. Приманку заглотили и еще старательно залезли поглубже на крючок.
В возникшей ситуации меня больше всего беспокоят наметившиеся трещины в обществе, которые отдаленно напоминают те трещины в общественном теле, которые произошли в начале двадцатого века, в ходе революции и Гражданской войны при жизни наших прадедов.
Все те вопросы, которые сегодня обсуждаются – это вопросы важные, нужные и действительно нуждающиеся в обсуждении. Но чтобы это обсуждение было более продуктивным, решительно необходимо снизить температуру бушующих вокруг них страстей и перевести дискуссию в более «скучное» русло.
-С одной стороны – глубокое невежество относительно природы и устройства Церкви со стороны значительной части светских СМИ. И – пренебрежение средствами массовой коммуникации со стороны многих членов Церкви.
Просто сейчас это отчетливее выявилось, стало более заметным, в том числе с появлением действенной части медийной среды – социальных сетей, блогосферы.
Сейчас перед нами в каком-то смысле удивительная ситуация, которую мы знаем из книжек. В пятом веке в Константинополе даже на базарах велись христологические споры. Сегодня в Москве приходишь в кафе и с большой долей вероятности можешь услышать, как за соседним столом громко обсуждают церковно-общественные проблемы совершенно незнакомые люди.
Еще несколько лет назад мы знали в лицо практически всех, кто эти вопросы обсуждает. Теперь обсуждение перешло на другой уровень и, соответственно, сильно потеряло в компетентности. Но это вопросы, которые людей реально волнуют, и на которые и Церкви и обществу нужно искать ответы.
- А что обществу нужно от Церкви?
- Значительная часть общества по-прежнему понимает светскость в советских категориях. То есть Церковь должна быть, по их мнению, не видна, находиться где-то за оградой, заниматься своими непонятными нерелевантными для основного потока жизни культовыми делами и не высовываться.
Но при этом оставаться неким непонятным символом нашей древней идентичности, заниматься «патриотическим воспитанием», а также комплексом похоронно-ритуальных и магических услуг. Чтоб окрестить ребенка и отпеть умершего – «как положено», чтоб на Крещение раздобыть святую воду для обороны от соседки-колдуньи, ну и освятить куличи и яйца на Пасху.
У другой значительной части общества, отчасти пересекающейся с предыдущей, есть ожидание, что Церковь – это такая новая КПСС, которая должна быть руководящей и направляющей силой нашего народа, отвечать за идеологическое наполнение нашего государства.
Но при всем этом от Церкви все-таки ожидается социальная работа, причем часто в таком виде, что на Церковь перекладывается то, что не в состоянии сделать государство.
От Церкви также ожидается, что ее служители будут питаться акридами и диким медом, чудесным образом получая себе пропитание. Ведь «обычные люди» ничего в Церковь жертвовать не должны, и государство ничего не должно ей давать. А содержать ее будут непонятно кто непонятным образом. Священники, естественно, обязаны поголовно быть бедными.
Еще одно ожидание – чтобы Церковь была на стороне народа, а не на стороне властей. Другие, наоборот, считают, что Церковь обязательно должна быть в коалиции с властями, так как она «государствообразующая». Получается, что отношение Церкви к властям — на сегодня одна из главных линий конфликта.
Этим летом я был в гостях у тестя в Воронежской области в городе Новохоперске. Оказалось, что там сильные протестные настроения на границе Воронежской и Волгоградской областей, связанные с планами никелевых разработок. В трех городах – в Борисоглебске и Новохоперске Воронежской области и в городе Урюпинске Волгоградской.
Если в Москве, в миллионом городе, на митинги выходило сто тысяч человек, и это имело большой резонанс, то в городе, где население — десять тысяч человек, на митинг собралось до трех тысяч. Почти одна треть…
Причем это консервативная глубинка. В девяностые годы она считалась «красным поясом», сейчас там сильны националистические настроения, важную общественную силу составляют казаки.
И местное население не очень волнуют честные выборы или женская панк-группа, любящая выступать на солее. На эти темы я там разговоров не слышал.
Но — зеленые ленточки (символ антиникелевой борьбы) на каждой второй машине, по всему городу развешены листовки.
Однако и там вопрос, на чьей стороне Церковь, является актуальным. Местное благочиние, местные священники отказались поддержать это протестное движение. Хотя его представители на такую поддержку рассчитывали.
Я сейчас не берусь судить о том, правильно или неправильно епархия и благочиние себя повели. Интересно то, что вопрос поддержки Церкви был чрезвычайно там актуален и очень активно обсуждался. Причем в том ключе, с кем Церковь – с народом или с властями, и не потому ли Церковь не идет с народом, что власти ей этого не позволяют?
То есть это проблема, которая по-разному будет звучать в разных регионах, но думаю, обсуждаться будет везде.
Я не сторонник разного рода теорий заговора. Но, на мой взгляд, безусловно, и провокация женской панк-группы, и то, что за ней последовало объективно произошло в интересах власти и против Церкви. С одной стороны, Церковь как организация оказалась скомпрометирована в глазах определенной части общества.
С другой стороны, в протестном движении на ближайшую перспективу произошел раскол церковно ориентированного общества, на тех, кто за власть и тех, кто против власти, который создал ложное представление о том, что православные люди могут быть только за Путина.
И это странное впечатление, которое противоречит не только Церковному Учению, но и всем документам и заявлениям, принятым архиерейскими Соборами Русской Православной Церкви в последнее двадцатилетие, сегодня странным образом воцаряется в общественном пространстве.
-Но все разговоры о том, что теперь какие-то «адекватные» или «нормальные» люди из Церкви уйдут, или должный уйти – это полный бред. Никуда мы не уйдем, а будем в меру своих сил что-то делать для того, чтобы как-то выползать из нынешней ситуации.
- Самым печальным и даже пугающим было то, о чем я уже сказал. Когда возникает холод между вчера еще близкими людьми из-за страстных разногласий по общественно-политическим вопросам. Нам, людям разных убеждений, сейчас надо с новой силой учиться жить вместе в Церкви. Сложности внешних коммуникаций церковного сообщества являются в значительной степени продолжением сложностей внутренней коммуникации.
Все разговоры о том, что мы живем в постхристианском обществе, можно оставить. Наоборот, мы живем в обществе, если хотите, недохристианском, пре-христианском, в котором Евангельское послание звучит чрезвычайно актуально, а роль Церкви в обществе волнует практически всех.
-Реальные признаки религиозного возрождения и отката от насильственной воинствующей секуляризации, которой характеризовалось советское время, были восприняты как признаки пришествия новой России как православной страны.
-С разных сторон эти тенденции подпитывали представление о победившем в России возрожденном православии. Но на практике церковный народ и был, и есть, и, наверное, в обозримом будущем будет меньшинством.
Источник
Во-вторых, во взаимоотношениях между церковной и нецерковной частью общества произошло усугубление того взаимного недопонимания, которые мы наблюдали и раньше. Даже если посмотреть на публикации Правмира, то мы увидим, что дискуссии на эту тему появились еще задолго до выборов и начала протестного движения.
Предвыборная ситуация стала некоторым катализатором.
Причины – с одной стороны, взаимный кризис ожиданий, когда ожидания каждой из сторон не удовлетворены. В то же время, именно в последние девять месяцев стало окончательно понятно, что для Церкви закончился «льготный период». По аналогии с банковским кредитом: какое-то время можно не платить проценты, а потом наступает время, когда выплата процентов обязательна.
Двадцать с лишним лет назад, когда Церковь освободилась от советского гнета, она получила такой «льготный период». Тогда была уникальная ситуация почти полного общественного консенсуса относительно того, какие компенсации былого ущерба должна получать Церковь.
Также было много изначально нереалистических, а потому не оправдавшихся ожиданий того, что Церковь в своем современном виде способна дать обществу. Тогда много говорилось о том, что Церковь должна привнести в наше постсоветское общество некую утерянную нравственность, моральные ориентиры, духовность.
При этом на протяжении всех этих лет люди, негативно относящиеся к Церкви — как атеисты, так и воинственные секуляристы, — мало выступали на общественной арене. Общественный климат был такой, что если они как-то и проявлялись, то это было малозаметно.
Затем последовала провокация женской панк-группы. Эта провокация, масштаб которой, наверное, не до конца осознавали сами ее исполнительницы, еще ярче проявила существующие противоречия. Она была «с удовольствием» церковной общественностью поддержана. То есть – сработала. Приманку заглотили и еще старательно залезли поглубже на крючок.
В возникшей ситуации меня больше всего беспокоят наметившиеся трещины в обществе, которые отдаленно напоминают те трещины в общественном теле, которые произошли в начале двадцатого века, в ходе революции и Гражданской войны при жизни наших прадедов.
Все те вопросы, которые сегодня обсуждаются – это вопросы важные, нужные и действительно нуждающиеся в обсуждении. Но чтобы это обсуждение было более продуктивным, решительно необходимо снизить температуру бушующих вокруг них страстей и перевести дискуссию в более «скучное» русло.
-С одной стороны – глубокое невежество относительно природы и устройства Церкви со стороны значительной части светских СМИ. И – пренебрежение средствами массовой коммуникации со стороны многих членов Церкви.
Просто сейчас это отчетливее выявилось, стало более заметным, в том числе с появлением действенной части медийной среды – социальных сетей, блогосферы.
Сейчас перед нами в каком-то смысле удивительная ситуация, которую мы знаем из книжек. В пятом веке в Константинополе даже на базарах велись христологические споры. Сегодня в Москве приходишь в кафе и с большой долей вероятности можешь услышать, как за соседним столом громко обсуждают церковно-общественные проблемы совершенно незнакомые люди.
Еще несколько лет назад мы знали в лицо практически всех, кто эти вопросы обсуждает. Теперь обсуждение перешло на другой уровень и, соответственно, сильно потеряло в компетентности. Но это вопросы, которые людей реально волнуют, и на которые и Церкви и обществу нужно искать ответы.
- А что обществу нужно от Церкви?
- Значительная часть общества по-прежнему понимает светскость в советских категориях. То есть Церковь должна быть, по их мнению, не видна, находиться где-то за оградой, заниматься своими непонятными нерелевантными для основного потока жизни культовыми делами и не высовываться.
Но при этом оставаться неким непонятным символом нашей древней идентичности, заниматься «патриотическим воспитанием», а также комплексом похоронно-ритуальных и магических услуг. Чтоб окрестить ребенка и отпеть умершего – «как положено», чтоб на Крещение раздобыть святую воду для обороны от соседки-колдуньи, ну и освятить куличи и яйца на Пасху.
У другой значительной части общества, отчасти пересекающейся с предыдущей, есть ожидание, что Церковь – это такая новая КПСС, которая должна быть руководящей и направляющей силой нашего народа, отвечать за идеологическое наполнение нашего государства.
Но при всем этом от Церкви все-таки ожидается социальная работа, причем часто в таком виде, что на Церковь перекладывается то, что не в состоянии сделать государство.
От Церкви также ожидается, что ее служители будут питаться акридами и диким медом, чудесным образом получая себе пропитание. Ведь «обычные люди» ничего в Церковь жертвовать не должны, и государство ничего не должно ей давать. А содержать ее будут непонятно кто непонятным образом. Священники, естественно, обязаны поголовно быть бедными.
Еще одно ожидание – чтобы Церковь была на стороне народа, а не на стороне властей. Другие, наоборот, считают, что Церковь обязательно должна быть в коалиции с властями, так как она «государствообразующая». Получается, что отношение Церкви к властям — на сегодня одна из главных линий конфликта.
Этим летом я был в гостях у тестя в Воронежской области в городе Новохоперске. Оказалось, что там сильные протестные настроения на границе Воронежской и Волгоградской областей, связанные с планами никелевых разработок. В трех городах – в Борисоглебске и Новохоперске Воронежской области и в городе Урюпинске Волгоградской.
Если в Москве, в миллионом городе, на митинги выходило сто тысяч человек, и это имело большой резонанс, то в городе, где население — десять тысяч человек, на митинг собралось до трех тысяч. Почти одна треть…
Причем это консервативная глубинка. В девяностые годы она считалась «красным поясом», сейчас там сильны националистические настроения, важную общественную силу составляют казаки.
И местное население не очень волнуют честные выборы или женская панк-группа, любящая выступать на солее. На эти темы я там разговоров не слышал.
Но — зеленые ленточки (символ антиникелевой борьбы) на каждой второй машине, по всему городу развешены листовки.
Однако и там вопрос, на чьей стороне Церковь, является актуальным. Местное благочиние, местные священники отказались поддержать это протестное движение. Хотя его представители на такую поддержку рассчитывали.
Я сейчас не берусь судить о том, правильно или неправильно епархия и благочиние себя повели. Интересно то, что вопрос поддержки Церкви был чрезвычайно там актуален и очень активно обсуждался. Причем в том ключе, с кем Церковь – с народом или с властями, и не потому ли Церковь не идет с народом, что власти ей этого не позволяют?
То есть это проблема, которая по-разному будет звучать в разных регионах, но думаю, обсуждаться будет везде.
Я не сторонник разного рода теорий заговора. Но, на мой взгляд, безусловно, и провокация женской панк-группы, и то, что за ней последовало объективно произошло в интересах власти и против Церкви. С одной стороны, Церковь как организация оказалась скомпрометирована в глазах определенной части общества.
С другой стороны, в протестном движении на ближайшую перспективу произошел раскол церковно ориентированного общества, на тех, кто за власть и тех, кто против власти, который создал ложное представление о том, что православные люди могут быть только за Путина.
И это странное впечатление, которое противоречит не только Церковному Учению, но и всем документам и заявлениям, принятым архиерейскими Соборами Русской Православной Церкви в последнее двадцатилетие, сегодня странным образом воцаряется в общественном пространстве.
-Но все разговоры о том, что теперь какие-то «адекватные» или «нормальные» люди из Церкви уйдут, или должный уйти – это полный бред. Никуда мы не уйдем, а будем в меру своих сил что-то делать для того, чтобы как-то выползать из нынешней ситуации.
- Самым печальным и даже пугающим было то, о чем я уже сказал. Когда возникает холод между вчера еще близкими людьми из-за страстных разногласий по общественно-политическим вопросам. Нам, людям разных убеждений, сейчас надо с новой силой учиться жить вместе в Церкви. Сложности внешних коммуникаций церковного сообщества являются в значительной степени продолжением сложностей внутренней коммуникации.
Все разговоры о том, что мы живем в постхристианском обществе, можно оставить. Наоборот, мы живем в обществе, если хотите, недохристианском, пре-христианском, в котором Евангельское послание звучит чрезвычайно актуально, а роль Церкви в обществе волнует практически всех.
-Реальные признаки религиозного возрождения и отката от насильственной воинствующей секуляризации, которой характеризовалось советское время, были восприняты как признаки пришествия новой России как православной страны.
-С разных сторон эти тенденции подпитывали представление о победившем в России возрожденном православии. Но на практике церковный народ и был, и есть, и, наверное, в обозримом будущем будет меньшинством.
Источник
