Сумрак пишет: Многодетка пишет:До этого я сделала небольшую подборку, куда и стихи Горбовского вошли... Их просто не заметили. Как не замечают все положительные вещи, связанные с верой, Церковью, итд. А вот недостатки или промахи служителей Церкви всегда воспринимают на ура, смакуют, прибавляют подробности гипертрофированные... Так вот дела обстоят.
Оля...давайте не будем здесь обсуждать гипертрофированные проблемы). Буду Вам благодарен, если познакомите с творчеством Горбовского.
Горбовского читаю с детства... Кое-что здесь выложила раньше. Он очень неординарный человек, жизнь прожил не легкую. Чего только не было - война, колония для несовершеннолетних преступников, побег. Потом он поменял множество профессий и поездил по стране. Жил, как многие творческие люди, одержимый многими страстями - выпивал, влюблялся, испытывал подъемы и падения. В 90-е годы появляются его первые стихи о вере, о смысле жизни человека.
Во храме, разорённом, как страна
Г. Горбовский
Во храме, разорённом, как страна,
где ни крестов, ни даже штукатурки,
могильная набрякла тишина...
Как вдруг возникли некие фигурки!
Они свечу — чтоб Истину постичь —
затеплили в подхрамных катакомбах.
Здесь — своды Православия. Кирпич
терпения... Бессильны бомбы:
храм устоял! Надгробная плита
нам говорит: под ней — чудесный старец.
Хоть пять веков могила заперта,
а святость старца — не ржавее стали!
Звучит акафист вечному Христу.
Плывёт из уст! В груди — смиренней вздохи..
И не свечу — алмазную звезду
я различаю в сумерках эпохи!
И пусть над нами — бездыханный храм...
В глазницах окон — вороньё и ветер...
Горит свеча! А, стало быть, и там,
в стране моей, где потрудился хам, —
Любовь и Мир возбрезжут на рассвете!
Свято-Троицкий Зеленецкий монастырь
1993 г.
А вот это стихотворение периода 70-х годов. Автобиографическое. Он расстался с матерью в начале войны и встретил ее снова только спустя годы...
Матери
Г. Горбовский
Предвоенные дождики лета,
на Варшавском вокзале цветы!
... Я впервые на поезде еду.
Десять дней до Великой Черты.
Провожает меня, задыхаясь
от улыбок и жалобных слёз,
мама... мама моя молодая,
золотой одуванчик волос!
Умоляла попутчиков слёзно
присмотреть за мальчишкой в пути...
Слышишь, мама, гудок паровозный?
От вагона, дружок, отойди!
... Мы расстались. И время проворно
понесло нас по рельсам своим.
Напиталась война... И тлетворный
над дорогой рассеялся дым.
Далеко мы заехали, знаю.
До седин. И тебе не в укор -
всё я вижу: не ты, а иная
провожает меня до сих пор.
Вижу лето и солнце, как мячик,
над перроном. И люди в купе.
Золотистых волос одуванчик
всё мелькает в нарядной толпе.
Провожает меня исступлённо,
за окном продолжает бежать...
И уже до последнего стона
будет в жизни меня провожать.
1977