Форум
Ниже приводится письмо, которое написал своей матери молодой морской пехотинец, участвовавший в боях в Корее в 1950 году. Флотский капеллан о. Уолтер Мадди, которому письмо было показано, тщательно проверил упомянутые в нем факты у самого солдата и у сержанта, командовавшего его патрулем. Придя к выводу, что то, о чем говорится в письме, действительно имело место, в 1951 г. о. Мадди обнародовал его перед собранием из 5 тыс. морских пехотинцев на базе Навла в Сан-Диего (штат Калифорния). С тех пор письмо неоднократно печаталось в газетах и журналах, было зачитано по радио и телевидению по всему свету.
- Спойлер:
- Я б никому, кроме тебя, не стал об этом писать, потому что никто больше не поверит. Тебе, может, тоже трудно будет поверить, но мне обязательно надо кому-то рассказать.
Значит, для начала, я в госпитале. Ты не волнуйся, слышь, не волнуйся. Меня ранили, но у меня все ништяк, ясно? Все ништяк. Доктора говорят, что через месяц я опять буду в норме.
Но только я не об этом.
Помнишь, как я в том году записался в морскую пехоту, помнишь, как когда я уезжал, ты мне сказала каждый день читать молитву св. Михаилу. Да могла и не говорить. Сколько я себя помню, ты мне всегда велела молиться св. Михаилу Архангелу. Даже назвала меня в честь него. Ну так я ж и молился всегда.
А как в Корею попал, так еще больше стал молиться. Помнишь ту молитву, что ты меня научила? "Михаил, Михаил, ангел утреней зари, ясный луч небес горит", - ну, ты знаешь, что там дальше. Вот, я ее каждый день читал. То на марше, а то на отдыхе. А перед сном так обязательно. Еще даже кое-кого из ребят научил.
Ну и вот, однажды я был в передовом расчете далеко за линией фронта. Мы красных искали. Еле тащился, холодрыга жуткая, дыхание изо рта, как дым от сигары.
Я думал, что всех в патруле знаю, и тут гляжу, со мной рядом шагает морпех, которого я никогда раньше не видел. Здоровый такой, выше всех морпехов, каких я знаю. Наверно, шесть футов четыре дюйма [около 193 см. - прим. пер.], и сложен так, пропорционально. Мне сразу так спокойно стало, раз рядом со мной такая дылда.
Ну вот, идем мы, значит, рядом. Остальные все рассредоточились. И я ему говорю, так, чтобы разговор завязать: "Холодно, мол, да?" И сам рассмеялся. Меня тут в любой момент вполне убить могут, а я о погоде болтаю.
И товарищ мой, похоже, понял. Я услышал, как он негромко засмеялся.
Я на него смотрю: "Я тебя, - говорю, - раньше не видел, а вроде всех в части знаю".
"Я, - отвечает, - в последний момент появился. Меня Майклом звать".
"Вот те на, - удивляюсь. - И меня тоже".
"А я знаю, - говорит он, и дальше продолжает: - Михаил, Михаил, ангел утренней зари…"
Я так обалдел, что минуту ничего сказать не мог. Откуда ему знать мое имя и ту молитву, что ты меня научила? А потом сам себе улыбнулся: про меня вся часть знает. Я же этой молитве учил всех, кто слушать станет. Меня же то и дело зовут "святым Михаилом".
Помолчали мы какое-то время, потом он говорит: "Впереди кое-какие неприятности будут".
Наверно, он в хорошей форме был, или дышал еле-еле, потому что мне не видно было пара у него изо рта. У меня-то прямо клубами пар валил. Он больше не улыбался. Неприятности, думаю. Тут кругом красные, тоже мне открытие.
Снег пошел здоровыми густыми хлопьями. Раз - и все кругом завалено. Иду как через туман белый, липкий, мокрый. Товарищ мой пропал куда-то.
Мне вдруг тревожно стало. "Майкл", - кричу.
Чувствую, он ладонь мне на руку положил, и голос, густой такой, сильный: "Это скоро кончится".
Так и вышло, как он предсказал. Через несколько минут снег перестал так же вдруг, как начался. Солнце светит - четкий яркий кружок.
Я обернулся посмотреть, где остальные, а никого и нет. Потерялись, пока снегопад был. Смотрю вперед. Вышли мы на небольшой пригорок.
И тут, мам, у меня сердце встало. Их там семеро было. Семеро красных, в ватных ихних штанах и куртках и в этих шляпах смешных. Только теперь-то мне не смешно было. И семь винтовок в нас целятся.
"Майкл, ложись" - кричу и бросаюсь на мерзлую землю.
Выстрелы почти в один слились. Пули свистят. А Майкл стоит.
Мам, не могли они промахнуться, с такого-то расстояния. Я думал, его буквально на куски разнесет.
А он стоит, сам даже не пытается стрелять. Застыл от страха. Так, мам, бывает иногда, даже с самыми храбрыми. Как птица, которую змея зачаровала.
Так мне тогда показалось. Я подскочил, чтобы его потянуть на землю, и тут-то получил пулю. У меня в груди вдруг как огонь вспыхнул. Раньше часто гадал, как это, когда в тебя попадают. Теперь вот знаю.
Помню, почувствовал, как меня обхватили сильные руки, и мягко так положили на снег, как на перину. Я открыл глаза взглянуть в последний раз. Помирал я. Может, даже помер, помню, как думал: ну, это не так и плохо.
Может, я смотрел против солнца. Может, у меня был шок. Но мне показалось, что я вижу как Майкл опять стоит надо мной, выпрямившись, только теперь лицо его сияло страшно ярко.
Я говорю, может, это мне солнце в глаза било, но мне показалось, будто он меняется. Он стал больше, руки раскинул, может, это опять снег пошел, но вокруг него было что-то светлое, будто крылья у ангела. А в руке у него был меч. Меч, пылавший миллионом огней.
Вот, это последнее, что я помню перед тем, как остальные ребята появились и меня отыскали. Не знаю, сколько времени прошло. У меня несколько раз был крохотный момент отдыха от боли и лихорадки. Помню, как им говорил, что враг тут, чуть впереди.
"А где Майкл", - спрашиваю.
Вижу, они переглядываются. "Кто?" - спрашивает один. "Майкл, Майкл, тот высокий морпех, с которым я шел перед тем, как снежный шквал налетел".
"Парень, - говорит сержант, - ни с кем ты не шел. Я за тобой все время следил. Ты слишком вырывался вперед. Я как раз собирался тебя позвать, и тут ты пропал в снегу".
Посмотрел он на меня удивленно. "Как ты это сделал, парень?" "Что сделал? - спрашиваю, довольно так зло, хоть и ранен. - Мы с тем морпехом по имени Майкл просто…" "Сынок, - говорит сержант добрым голосом, - я лично отбирал весь отряд, и никаких больше Майклов в нем нет. Ты единственный, кого так зовут".
Помолчал минутку. "Так как же ты это сделал, парень? Мы слышали выстрелы. В твоей винтовке все патроны на месте. И в тех семи трупах на холме ни грамма свинца нет".
Я молчу, что тут скажешь-то. Только гляжу на него и рот открыл от удивления. А сержант опять говорит: "Парень, - говорит, мягко так, - те семеро красных все убиты ударом меча".
Вот и все, что я тебе могу рассказать, мама. Я говорю, может, это мне солнце в глаза било, или дело в холоде или в боли. Но что было, то было.
Целую, Майкл.
Только не надо говорить, что копили ненависть на врага 
Грешен, как и все смертные...Стараюсьвыдававить...
