«…Омск, 14 марта 1919 г.
Третьего дня в значительной степени не по нашей воле, так как типографские рабочие пожелали праздновать, мы праздновали годовщину русской революции молчанием на этот день печатного слова (в «кровавой Колчаки», в Омске типографские рабочие отметили забастовкой вторую годовщину Февраля 1917-го года, тогда как их товарищи по классу в РСФСР отметили это событие в качестве государственного праздника — В.Ц.). Хотя, при обстановке всероссийского бедствия, которое мы ныне переживаем и которое вышло прямо из памятных дней конца марта 1917 г., было бы вполне уместно помянуть «великие события» во всенародном стыде и молчании, мы всё-таки не можем не коснуться этого предмета исторических воспоминаний.
Подведём некоторые, наиболее общие итоги пережитого. В русском обществе до печального опыта революции, всячески подчёркивалось убеждение, что революция представляет собой благо, которого можно желать и наступлению которого можно всячески содействовать. Целые поколения молодёжи воспитывались в почитании революционного действия, в отрицательном отношении к мысли о предпочтительности творческого развития без толчков и потрясений. Революция, но не эволюция, было кличем властителей дум ряда подрастающих русских поколений. В частности, на этой почве разрослось то своеобразное и глупое явление, что самая прогрессивная по существу радикально-демократическая партия в России, конституционные демократы, противополагавшая революционному методу упорный труд над последовательным творческим развитием отношений жизни, встречали за свой эволюционизм близкое к животной ненависти отношение наших революционных кругов. В революции видели долг, высшую общественную правду, благородство и красоту.
Она пришла… Она пережита… Близится время, когда её возможно будет обозреть от начала до конца. Безумие и бедствие — вот два ближайших определения революционного процесса. Не случайно подлинным героем русской революции оказались большевики. Герой воплощает в себе душу того явления, в развитии которого он принимает участие. А большевики наиболее последовательные революционеры, наиболее открыто выступающие социалисты. Это — в зеркале жизни — отражение революции, и, по справедливости, не следует пенять на зеркало, если отражённый образ вызывает чувство ужаса и омерзения.
Революция прошла чистым разрушением по всему полю русской жизни. Она разбила основы государственного существования нации, прежде всего, определила безысходное и кабальное международное положение России. Внутри самой страны она принесла разгром народного хозяйства и разложила первичные условия производительности народного труда в самый неподходящий для русского народа момент его существования, когда сама судьба ему повелела предельное напряжение этой производительности. Революция растлила национальное самосознание русских, явилась началом, разъедающим все внутренние духовные скрепы общественного и государственного сожительства и ввергла русский народ — в совокупности своих последствий — в невыносимо тяжкое состояние, которое будет ему стоить целых десятилетий упорного труда по восстановлению национальной жизни, которая революцией была превращена в рассыпанную храмину.
Более всего в этой революции было шума вокруг рабочего и земельного вопроса. В первом она удружила русским рабочим, создав состояние разрушения в русской промышленности и надолго затруднив её развитие. Крайне сложная обстановка послевоенных лет, по-видимому, позволит восстановить в ближайшие годы русскую промышленность, но предстоящие годы затруднений не могут не отозваться наиболее тяжко на промышленном пролетариате, которому предстоит испить всю чашу завоеваний революции и неумолимых законов экономики.
Земельный вопрос путём революции оказался разрешён так, что за каждую десятину безвозмездно отчуждённой земли плата законным их владельцам представляет собой величину вполне ничтожную. Так называемых «гражданских свобод» и «демократического устройства» население России не видело за всё время развития «Великой революции», которая была сплошным отрицанием правовой защиты гражданина и господством бесчестного обмана народа — «суверена демократии» — его минутными вождями — проходимцами «революционной демократии».
В нравственном и эстетическом отношениях революция была насквозь презренна, глубоко низменна и безобразна. Она была борьбой со всем, что возвышает человека над скотиной, борьбой против возвышенного чувства патриотизма, против чувства Бога и государства в человеке, борьбой с началами личного достоинства и личной чести, патологическим погромом красоты и духовности, стремлением уравнять всех, всех погрузивши в грязь и мутные волны черни.
При всём том революция была громадным событием, которое изменило лицо русской жизни до неузнаваемости. Она разрушила не более, не менее, как всю Россию. И величайшим безумием слепоты нужно признать мысль о возможности восстановления России в том самом виде, в каком её постигло революционное разрушение. Как ни трудно свыкнуться с этой мыслью и взять за отправную точку во всех политических суждениях общества и во всех обстоятельных идеях государственной деятельности.
Государственное строительство должно отправляться от того, что дано жизнью. Никаких фантазий и никакого утопизма! Надо принимать Россию такой, какова она есть. И так как Россия находится в состоянии разрушения, то надо строить иную, по существу новую Россию. Перед нами великое строительство, и никогда — бездарная копировка. Всё то, что уже есть, всё то, что уже совершилось, в том объёме, в каком оно есть и в каком оно совершилось, должно быть постигнуто и учтено. Мы хотим снова могучей России, и перед этой великой целью ничтожны вопросы о тех временных перемещениях, которые произошли в частицах общественной цели. Нет времени покрывать всю Россию судебным процессом о правом и неправом владении, нет времени оплакивать мертвецов, хотя бы очень близких и дорогих. Нет времени распалять в себе чувство утраты. Все благородные силы любви и гнева, пиетета и презрения должны быть призваны к служению одной великой цели, перед которой законно пренебречь всем наказанием взбунтовавшихся или растерявшихся пьяных илотов, которые выпустили из своих рук и своими ногами растоптали своё отечество. Не этим поколением кончается историческая жизнь великого народа. К детям и внукам детей должны быть прикованы взоры строителей. А дети и души ещё не рождённые, но русские души, неповинны в низости и расслаблении своих отцов и дедов.
Там, где сплелись в хаотической путанице гнилые узлы, их нужно разрубать коротким ударом. Все годные камни и все здоровые брёвна, которые мы найдём на пепелище, должны быть взяты, приняты и пущены в дело. Ни старой гнили, ни новой чревоточины. России нужны будут пригодные — в свете грозной задачи — построение новой России.
Пережитая революция может, хотя бы отчасти, примирить с собой, если она даст нам науку в области государства и национальных задач. Если революция поможет нам освободиться от гнилостного яда социалистических идей, если она сожжёт в нас взгляд на власть, как на вотчину, если она вызовет в нас движение к творческой мысли и уважение к творчеству, если она научит нас просветлённому труду над Россией и ради России, об ней можно будет сказать, что её безумие было целительным безумием.
Величие народа история воспитывает, создавая ему великие трудности. Если его величие кажущееся, он, как стекло, будет разбит. Если его величие подлинное, он, как булат, будет скован в новую форму национальной мощи.
Мы ощущаем внутреннее величие русского народа и потому верим, что он преодолеет все трудности и проклятия, которые принесло ему бедствие революции. С новой верой в Бога и в свою великодержавную судьбу Россия, воскресшая, сойдёт с креста революции, на который её возвели её фарисеи, её Пилаты и её одуревшая, ослепшая чернь.
Без автора // Сибирская Речь, Омск, 14 (1) марта 1919 г.
Третьего дня в значительной степени не по нашей воле, так как типографские рабочие пожелали праздновать, мы праздновали годовщину русской революции молчанием на этот день печатного слова (в «кровавой Колчаки», в Омске типографские рабочие отметили забастовкой вторую годовщину Февраля 1917-го года, тогда как их товарищи по классу в РСФСР отметили это событие в качестве государственного праздника — В.Ц.). Хотя, при обстановке всероссийского бедствия, которое мы ныне переживаем и которое вышло прямо из памятных дней конца марта 1917 г., было бы вполне уместно помянуть «великие события» во всенародном стыде и молчании, мы всё-таки не можем не коснуться этого предмета исторических воспоминаний.
Подведём некоторые, наиболее общие итоги пережитого. В русском обществе до печального опыта революции, всячески подчёркивалось убеждение, что революция представляет собой благо, которого можно желать и наступлению которого можно всячески содействовать. Целые поколения молодёжи воспитывались в почитании революционного действия, в отрицательном отношении к мысли о предпочтительности творческого развития без толчков и потрясений. Революция, но не эволюция, было кличем властителей дум ряда подрастающих русских поколений. В частности, на этой почве разрослось то своеобразное и глупое явление, что самая прогрессивная по существу радикально-демократическая партия в России, конституционные демократы, противополагавшая революционному методу упорный труд над последовательным творческим развитием отношений жизни, встречали за свой эволюционизм близкое к животной ненависти отношение наших революционных кругов. В революции видели долг, высшую общественную правду, благородство и красоту.
Она пришла… Она пережита… Близится время, когда её возможно будет обозреть от начала до конца. Безумие и бедствие — вот два ближайших определения революционного процесса. Не случайно подлинным героем русской революции оказались большевики. Герой воплощает в себе душу того явления, в развитии которого он принимает участие. А большевики наиболее последовательные революционеры, наиболее открыто выступающие социалисты. Это — в зеркале жизни — отражение революции, и, по справедливости, не следует пенять на зеркало, если отражённый образ вызывает чувство ужаса и омерзения.
Революция прошла чистым разрушением по всему полю русской жизни. Она разбила основы государственного существования нации, прежде всего, определила безысходное и кабальное международное положение России. Внутри самой страны она принесла разгром народного хозяйства и разложила первичные условия производительности народного труда в самый неподходящий для русского народа момент его существования, когда сама судьба ему повелела предельное напряжение этой производительности. Революция растлила национальное самосознание русских, явилась началом, разъедающим все внутренние духовные скрепы общественного и государственного сожительства и ввергла русский народ — в совокупности своих последствий — в невыносимо тяжкое состояние, которое будет ему стоить целых десятилетий упорного труда по восстановлению национальной жизни, которая революцией была превращена в рассыпанную храмину.
Более всего в этой революции было шума вокруг рабочего и земельного вопроса. В первом она удружила русским рабочим, создав состояние разрушения в русской промышленности и надолго затруднив её развитие. Крайне сложная обстановка послевоенных лет, по-видимому, позволит восстановить в ближайшие годы русскую промышленность, но предстоящие годы затруднений не могут не отозваться наиболее тяжко на промышленном пролетариате, которому предстоит испить всю чашу завоеваний революции и неумолимых законов экономики.
Земельный вопрос путём революции оказался разрешён так, что за каждую десятину безвозмездно отчуждённой земли плата законным их владельцам представляет собой величину вполне ничтожную. Так называемых «гражданских свобод» и «демократического устройства» население России не видело за всё время развития «Великой революции», которая была сплошным отрицанием правовой защиты гражданина и господством бесчестного обмана народа — «суверена демократии» — его минутными вождями — проходимцами «революционной демократии».
В нравственном и эстетическом отношениях революция была насквозь презренна, глубоко низменна и безобразна. Она была борьбой со всем, что возвышает человека над скотиной, борьбой против возвышенного чувства патриотизма, против чувства Бога и государства в человеке, борьбой с началами личного достоинства и личной чести, патологическим погромом красоты и духовности, стремлением уравнять всех, всех погрузивши в грязь и мутные волны черни.
При всём том революция была громадным событием, которое изменило лицо русской жизни до неузнаваемости. Она разрушила не более, не менее, как всю Россию. И величайшим безумием слепоты нужно признать мысль о возможности восстановления России в том самом виде, в каком её постигло революционное разрушение. Как ни трудно свыкнуться с этой мыслью и взять за отправную точку во всех политических суждениях общества и во всех обстоятельных идеях государственной деятельности.
Государственное строительство должно отправляться от того, что дано жизнью. Никаких фантазий и никакого утопизма! Надо принимать Россию такой, какова она есть. И так как Россия находится в состоянии разрушения, то надо строить иную, по существу новую Россию. Перед нами великое строительство, и никогда — бездарная копировка. Всё то, что уже есть, всё то, что уже совершилось, в том объёме, в каком оно есть и в каком оно совершилось, должно быть постигнуто и учтено. Мы хотим снова могучей России, и перед этой великой целью ничтожны вопросы о тех временных перемещениях, которые произошли в частицах общественной цели. Нет времени покрывать всю Россию судебным процессом о правом и неправом владении, нет времени оплакивать мертвецов, хотя бы очень близких и дорогих. Нет времени распалять в себе чувство утраты. Все благородные силы любви и гнева, пиетета и презрения должны быть призваны к служению одной великой цели, перед которой законно пренебречь всем наказанием взбунтовавшихся или растерявшихся пьяных илотов, которые выпустили из своих рук и своими ногами растоптали своё отечество. Не этим поколением кончается историческая жизнь великого народа. К детям и внукам детей должны быть прикованы взоры строителей. А дети и души ещё не рождённые, но русские души, неповинны в низости и расслаблении своих отцов и дедов.
Там, где сплелись в хаотической путанице гнилые узлы, их нужно разрубать коротким ударом. Все годные камни и все здоровые брёвна, которые мы найдём на пепелище, должны быть взяты, приняты и пущены в дело. Ни старой гнили, ни новой чревоточины. России нужны будут пригодные — в свете грозной задачи — построение новой России.
Пережитая революция может, хотя бы отчасти, примирить с собой, если она даст нам науку в области государства и национальных задач. Если революция поможет нам освободиться от гнилостного яда социалистических идей, если она сожжёт в нас взгляд на власть, как на вотчину, если она вызовет в нас движение к творческой мысли и уважение к творчеству, если она научит нас просветлённому труду над Россией и ради России, об ней можно будет сказать, что её безумие было целительным безумием.
Величие народа история воспитывает, создавая ему великие трудности. Если его величие кажущееся, он, как стекло, будет разбит. Если его величие подлинное, он, как булат, будет скован в новую форму национальной мощи.
Мы ощущаем внутреннее величие русского народа и потому верим, что он преодолеет все трудности и проклятия, которые принесло ему бедствие революции. С новой верой в Бога и в свою великодержавную судьбу Россия, воскресшая, сойдёт с креста революции, на который её возвели её фарисеи, её Пилаты и её одуревшая, ослепшая чернь.
Без автора // Сибирская Речь, Омск, 14 (1) марта 1919 г.