Форум
Как все мы прекрасно знаем, граф С.С. Уваров ( "самодержавие, православие, народность") совершенно незаслуженно забыт русскими филологами. И самое обидное, что крепче всего про Уварова не помнят поклонники тартусской школы семиотики. А без графа такой школы могло бы и не быть вовсе. Да что там! Не было бы её совсем без графа.
Мудрецы неблагодарны. Я не такой.
С.С. Уваров был единственным человеком, который схлестнулся по языковому вопросу с Бенкендорфом. Бенкендорф не хотел ничего менять в уютном мире милой Прибалтики и хотел, чтобы в ней всё оставалось по прежнему. На вершине прибалтийской социальной лестницы крепко расселись немцы, внизу лестницы ползали на карачках всякие латыши, эстонцы, евреи и прочий не вполне человеческий сброд. Красиво? Красиво! Надёжно? Да просто на века! Такой идиллии управления унтерменшами не было тогда даже в Фатерланде!
А тут граф Уваров полез со своим русским языком в такой-то рай и начал всё баламутить.
Началось всё, понятное дело, с них, с евреев то есть. За пять лет ( с1836 по 1841 гг.) из Курляндии вывезли в степи Херсонщины две с четвертью тысячи евреев. Эти пионеры еврейского хлебопашества поехали на Херсонщину освобождённые от всех налогов и военной повинности. Конечно, строго говоря, освоители залежных земель евреями оставались только по этническому признаку, потому как пришлось им креститься в православие. Врагу не пожелаешь такой горькой участи, но пришлось принять православие и ехать пахать свою землю. Что только человек-еврей не сделает от безысходности. И землю пахать будет, и станет православным, потом всё равно, конечно, уедет в Америку. Но Россию не забудет никогда, это ясно.
Мудрецы неблагодарны. Я не такой.
С.С. Уваров был единственным человеком, который схлестнулся по языковому вопросу с Бенкендорфом. Бенкендорф не хотел ничего менять в уютном мире милой Прибалтики и хотел, чтобы в ней всё оставалось по прежнему. На вершине прибалтийской социальной лестницы крепко расселись немцы, внизу лестницы ползали на карачках всякие латыши, эстонцы, евреи и прочий не вполне человеческий сброд. Красиво? Красиво! Надёжно? Да просто на века! Такой идиллии управления унтерменшами не было тогда даже в Фатерланде!
А тут граф Уваров полез со своим русским языком в такой-то рай и начал всё баламутить.
Началось всё, понятное дело, с них, с евреев то есть. За пять лет ( с1836 по 1841 гг.) из Курляндии вывезли в степи Херсонщины две с четвертью тысячи евреев. Эти пионеры еврейского хлебопашества поехали на Херсонщину освобождённые от всех налогов и военной повинности. Конечно, строго говоря, освоители залежных земель евреями оставались только по этническому признаку, потому как пришлось им креститься в православие. Врагу не пожелаешь такой горькой участи, но пришлось принять православие и ехать пахать свою землю. Что только человек-еврей не сделает от безысходности. И землю пахать будет, и станет православным, потом всё равно, конечно, уедет в Америку. Но Россию не забудет никогда, это ясно.
- Спойлер:
- Провожая взглядами еврейские обозы, латышские батраки свели два и два, и пришли к закономерному выводу, что теперь-то всё понятно! Надо принять православие и ехать подальше отсюда. Практичные прибалты начали приходить в город Ригу, что не очень поощрялось городскими властями. "Что это в Ригу латыши стали заходить? С какого такого происходит эдакое безобразие?" - говорили власти Риги и гоняли латышей из города. С лебединым криком латыши разбегались по окрестностям, преследуемые настоящими немецкими рижанами, но, отдышавшись в оврагах, вновь начинали штурм города. С единственной целью: пробраться в дом православного викарного епископа по имени Иринарх и принять это самое проклятое православие вместе с билетами в рай.
Когда делегации латышей (порой и по 300 человек) прорывались к мало что понимающему в происходящем Иринарху, то сразу начинались переговоры о переселении. Переговоры были очень содержательными и интересными. Стороны не знали не только языков друг друга, но и языка всеприбалтийского общения - немецкого. Поэтому и спорить было невозможно.
Вот, сидите вы и вы - Иринарх этот самый. Послали вас в Ригу для борьбы с русскими раскольниками, которые тут окопались и строят всякие козни. Миссия у вас важная, практически говоря, вы тут за инквизитора, нервы обнажены в экстазе борьбы, религиозные чувства обострены до предела, в каждом шорохе - ангел, в каждом скрипе - сигнал, в каждом ударе часов - призыв терзать бесов-раскольников! Синод торопит! Тучи над сектантами сгущаются и скоро очистительная христианская гроза, подкреплённая сообразной воинской командой, сметёт с земного покрова пригревшееся под чужим солнцем старообрядческое кубло! Представляете азарт?!
И вот, напомню вам, сидите вы, и из спичек выкладываете ежа или лисичку, или в мыслях пойте русскую песню про степь, а тут к вам на подворье вламываются блондины и чего-то требуют, указывая на крест и землю под ногами. Что надо сделать в такой ситуации, если вы человек разумный и службу знаете? Правильно - надо всех-всех для для порядка переписать в специальную книгу. Потому что здесь не рынок, а храм. Потом следует выдать каждому пришедшему по катехизису, проводить за ворота гостей и написать отчёт об оперативной обстановке в Синод, оттеняя свой вклад в дело распространения истинной веры. Иринарх так и делал. Латышей переписывали, выдавали книжку и желали счастья до новой встречи.
Радостные латыши, которые, естественно, тоже не дураки, понимали происходящее просто - всё, записали в православные, выдали книгу, собираемся на Украину! Пора нам, латышам, съезжать из этого негостеприимного ксенофобского края! Из этой Прибалтики вонючей...
Просветленные делегаты разбредались по своим селениям, разнося благую весть. Мы теперь переселенцы! Переписанные переселенцы сразу начинали вести себя, с точки зрения немецких помещиков и пасторов, крайне вызывающе, нагло. Стали называть себя русскими, например. Тут же перестали хорошо трудиться в немецком понимании (это когда из батрацкого барака крестьяне уходят ночью на барскую землю - другой земли просто нет, и приходят в барак тоже ночью). Стали дерзить и даже физически унижать прекрасных германских управляющих.
В Петербурге схлестнулись два потока отчётов и доносов. Креститель Прибалитики Иринарх (в миру Попов) писал в Синод, что переход в православие тысяч и желание десятков тысяч обрести истинную веру - это божий перст и немного его, иринархова, заслуга. Генерал-губернатор Прибалтики фон дер Пален строчил, что творится в подведомственных губерниях просто кромешный ужас: псевдоправославие и поджоги, тунеядство и разбой. Немецкие бароны в две смены, без перерыва, требовали от своих петербургских родственников то введения в Прибалтику казачества для наведения порядка, то специальных капканов на людей, то приезда государя. Для немца все эти меры кажутся примерно одинаковыми по эффективности. Сотня казаков, мешок стрихнина, капкан, русский царь - всё сойдёт.
Министр внутренних дел граф Строганов пишет доклад императору Николаю Павловичу, что в Прибалтике форменный бунт! Министра поддерживает начальник III отделения и шеф корпуса жандармов "с правами армии" А.Х. Бенкендорф. В беспорядках нашли главного зачинщика - Иринарха.
Святитель Латвии и Эстонии Иринарх аж присел от несправедливости. Примерно на год.
Вчера ещё пред нами сиял столп православия на брегах неспешной Балтики, а сегодня под градом допросов корчится чуть ли не сам Стенька Разин, чуть ли не Емелька Пугачёв. Иринарха заперли, запретили вообще подходить близко к латышам и готовили его к заключению в какой-нибудь монастырь построже, на границе с Полярным кругом. Там ведь тоже много работы для подвижника, пусть он и сидит запертый в глухой келье всю полярную ночь. И с цепью на ноге можно приносить пользу.
Пока же отправили Иринарха в Воронеж, на время. До Риги Иринарх жил в Риме и Флоренции, ему и Воронеж покажется звенящей кедрами Сибирью.
У латышей стали отбирать катехизисы, велели не называть себя "русскими", короче, стали снова страшно унижать.
Если мы посмотрим Отчёт III Отделения за 1842 год, то прочтём там следующее в разделе "Возмущение казённых крестьян": "Религиозное рвение Преосвященного Иринарха, даже и по отбытии его из Риги, оставило неблагоприятное в том крае впечатление. После него священник единоверческой церкви Емельянов, желая привлечь крестьян Венденского уезда в православие, начал распространять между ними слухи, что земли ими занимаемые ( т.е. про переселение Емельянов уже ничего не говорит, земля станет твоей, как только крестишься правильно, ты, говорю, крестись сначала, родимый), будут предоставлены в их собственность. Таковые внушения, а равно вредные толки псковских торговцев (ещё одни карбонарии), бродивших по Лифляндии, и некоторые стеснительные распоряжения Министерства Государственных имуществ, - усилили неудовольствие лифляндских крестьян до того, что волнение между ними прияняло в 1842 году оборот весьма опасный; но эти беспокойства прекращены были в самом начале... похвальной заботливостью лифляндского дворянства об улучшении быта поселян". В этот пассаже прекрасно решительно всё...
И псковские провокаторы, и священник Емельянов с его сетевым маркетингом и заботливость лифляндского дворянства. А самое прекрасное, что все эти прибалтийские дела помещены в раздел "возмущение казённых крестьян". Казённых! О которых усислили заботу лифляндские дворяне... После здоровенного куска про Прибалтику, как-то мельком в отчёте специальной службы на имя императора упоминается скороговоркой всякая суетливая повседневная мелочь: "Для усмирения...в Казанской и Вятской губерниях... употреблено было огнестрельное оружие... поселяне Московской (губернии) приведены в повиновение строгим наказанием"... Что на Кавказе в 1842 году, согласно отчёту, творится? В сравнении с ужасами прибалтийского бунта, усмирённого благотворительностью немцев и восстанием под Москвой, где пришлось применять строгое армейское наказание? В сравнении с беспределом Иринарха на Кавказе всё был истинный парадиз. "Известия из Тифлиса доказывают, как признательны жители Кавказа за те попечения, которые правительство принимает об их благосотоянии". Это фраза должна стать эпиграфом к любому современному отчёту и украшать затейливой вязью герб города Москвы. Правда, в 1842 году горцы несколько раз били русские войска, но в отчёте это всё называется "переменным успехом и неудачей". Ах, Ваше Величество, ничего страшного! Никакого, никакого сравнения Кавказ не выдерживает с кашей, которую замутил Преосвященный Иринарх в Риге! Под Москвой запарывают крестьян-бунтовщиков, под Казанью расстреливают татар и русских. Но главная беда, по мнению главы III Отделения, творилась в Прибалтике, где латыши с эстонцами стали хуже работать и принимать православие. Форменный апокалипсис, русскими себя называют!
Начитавшись таких отчётов, Николай Павлович задумался. И удивительно быстро понял, что дело здесь нечисто, что его немецкое окружение как-то уж совсем его за дурачка содержит. Министр внутренних дел Строганов, после разговора с императором, принципиально мняет своё мнение. Иринарх невиновен! Синод славит чуть было не ставшего мученником Иринарха. Генарал-губернатора Палена отзывают из Прибалтики и кидают в болото Государственного совета. Иринарха повышают до порлноценного епископа Вологды и Устюга. Бенкендорф помирает на пароходе по дороге на родину, в Эстонию. По давней традиции "кто-то" (это на пароходе-то оказывается есть "кто-то неизвестный") грабит тело шефа корпуса жандармов и главного гэбиста дочиста. Пропадают бумаги, ценности кое-какие. Часть бумаг потом всплывёт в Германии и Австрии. А ценности нет, не всплывут. Раненого на смерть Милорадовича тоже ограбили, когда он в смертельном бреду лежал в гвардейских казармах. Чьи-то проворные руки в гвардейских казармах поснимали с павшего за государя генерал-губернатора перстни-кольца, вынули часы. Тоже "кто-то". Даже искать этого "кого-то" не стали. Неудобно. Ведь казармы гвардейские, тут чужие не ходят, чего тогда искать?!
К 1848 году более ста тысяч латышей и эстонцев стали православными русскими, не зная русского языка. И эти сто тысяч стали ждать, когда настанет счастье? где же оно? ау! ау! Счастье где-то задерживалось, власти пребывали в растерянности. Противится переходу в православие стало так же опасно, как и содействовать ему. Сложился известный русский оригинальный букет из мозгового паралича властей и гула собирающейся под сладкий колокольный перезвон златоглавых церквей толпы с кольями, вилами и прочим инструментарием.
Обстановка усугублялась тем, что по российски размашисто записав в православные сто тысяч с лишним человек, правительство как-то не очень собиралось отменять привилегии немцев-лютеран. Православным было запрещено заниматься торговлей с соседними краями, православным было запрещено заниматься каким-то ремеслом в городах, православные дворяне не имели право голоса в дворянских собраниях прибалтийский губерний. Такие вот порядки установили русские, захватив беззащитную Прибалтику при Петре I и его преемницах. Типичный империализм в российском исполнении. Положить солдат, взять край на штык, потом засыпать этот край милостями, такими что и под Волоколамском и не слышали, потом вбухать несколько десятков миллионов в развитие захваченного края, влезть во все краевые местные дрязги, пометаться между сторонами, всех попробовать помирить, на всех обидется, выпороть случайных, наконец, застыть в торжественном непонимании и дождаться окончательного бунта, чтобы потом снова брать край на штык.
В борьбе с немецкими привилегиями и воспарил наш орёл - граф Уваров.
