Здравствуйте!
Рад, что Вы нашли мои ответы интересными
Постараюсь ответить, насколько смогу, и в этот раз
1) Не согласитесь ли Вы с тем, что, смысл
подлинного христианства (не конкретных его исторических форм) в общем всегда один и тот же – для всех эпох и для всех людей?
Дело в том, что я пытался описать собственный опыт, но это очень сложно сделать даже при личном (живом) общении, а в письме... да, эпистолярный жанр накладывает определенные ограничения, увы (извините, - мысли в слух). Просто так уж получилось в моей жизни, что суть веры в целом и христианства в частности мне открывается не мистическим путем, а через науку. И мое сердце и моя вера разгораются в поиске смысла сказанного или написанного слова... Поэтому, простите, - я чрезмерно увлекаюсь, когда пишу, не думая о том, поймет меня собеседник или нет...
Что же касается Вашего вопроса... даже не знаю. Мне трудно согласиться с Вами как историку, поскольку все источники, которые я держал в руках, свидетельствуют о разрыве (если не о пропасти) между современным русским православным менталитетом и обществом русского средневековья (и это понимание не дается сразу, а дается потом и кровью в часах, неделях и месяцах архивной работы). С другой стороны, мне легко согласиться с Вами как хистианину, поскольку, как я подозреваю, Вы имеете в виду не конкретную историческую формацию, а Церковь в догматическом и трансцендентном смысле... Церковь Тела и Крови Господней, которая формируется вокруг Причастия Святых Христовых Таин. Но, видете ли, я не считаю себя вправе затрагивать такие высокие материи. Я не настолько высоко летаю, как может показаться... Догматика - догматикой, но для того чтобы интерполировать ее в реальную жизнь нужно быть либо очень крутым богословом, либо святым, либо сумасшедшим... И я не хотел бы почувствовать себя ни первым, ни вторым, ни третьим. Уж лучше как-нибудь так, потихоньку
Извините, давайте будем считать, что я воздержался
Хотя, наверное, хватило бы и простого: не знаю
2) Другой вопрос. Нет ли у Вас своего примера того, как одна и та же молитва по-разному осмысляется в зависимости от богословской подготовленности человека, к ней прибегающего. Было бы очень интересно познакомиться с подобным анализом.
Простите... На самом деле, меня несколько удивил Ваш вопрос, поскольку, мне искренне кажется, что разное осмысление одной и той же молитвы настолько же естественно для разных людей (и даже для одного и того же человека в разные периоды его жизни) как дыхание или прием пищи. Мне бы никогда в голову не пришло целенаправленно анализировать подобные явления, хотя я знаю, что те, кто занимается нравственным богословием (скажем, преподаватель в духовной семинарии, которому нужно научить своих студентов "уму-разуму") рассматривают их как необходимую часть своей богословской или педагогической деятельности.
Но раз уж необходим пример...
Приведу единственный - моего отца. Сейчас он вполне православный человек, по крайней мере старается ходить на исповедь и Причастие раз в полгода, но однажды он сказал мне:
"А знаешь ли, как я узнал о Христе. Ведь ни мать, ни отец мне ничего не говорили... А я в институте (это начало 1970-х) записал с друзьями рок-оперу Эндрю Ллойда Уэббера "Иисус Христос - Суперзвезда". Так я слушал арии Иисуса и Пилата пока на глаза не навернулись слезы. Потом я один из всех моих однокурсников пошел в храм - так на меня друзья смотрели как на идиота... Для них это была просто прикольная музыка"
Спрашиваю: "А что для тебя эта опера сейчас?"
Отвечает: "Ну куда им, баптистам, до православных песнопений"...
И, разумеется, я представляю, как мог бы прокомментировать эту оперу, скажем, кандидат богословия, протоиерей и проректор Духовной Семинарии (в одном лице), т.к. был свидетелем подобных комментариев. И это естественно, потому что кандидат богословия смотрит на Ллойда Уэббера с высоты своего богословия (извините за каламбур), откуда она кажется ересью и мракобесием, и только духовный сан и чувства приличия мешают ему назвать вещи своими именами.
Здесь я не встаю ни на чью сторону. Я просто пытаюсь сказать очевидное: сколько людей столько и мнений. Это утверждение справедливо для всякого предмета. Касается оно и молитв: одной помогло, другому - не помогло, одного "проняло", другую "не проняло", и т.д. А уж как при этом действует божественная благодать - это не моего ума дело
3) Не считаете ли Вы, что императив свободы духовного поиска неизбежно оказывается в известной коллизии с ограничениями вероисповедательного характера? Если мы, конечно, имеем в виду не «свободное плавание» в море духовности, но духовный труд в согласии с христианской парадигмой.
Считаю. Именно потому и оговорился: "если человек сам не накладывает на себя ограничения". Возможно, Ваш вопрос был вызван некоторым недопониманием между нами, поскольку, говоря "ограничения", я не уточнил, что именно я имею в виду, а именно: ограничения не разрушающие душу человека и не нарушающие свободу его совести. А поскольку, я убежден, что и "свободное плавание" и духовный труд оцениваются не нами (во всяком случае, не мной), а Создателем, который один видит сердца людей, то я намеренно ничего не говорю ни о вероисповедании, ни о конфессиональности, ни о чем, другом, что остается на совести каждого конкретного человека. Это уберегает меня от опасности оказаться безоговорочно уверенным в собственной правоте... Поскольку, когда такая уверенность приходит
... Я чувствую себя так, как будто кому-то нахамил
Простите меня великодушно... Я просто пытаюсь быть с Вами откровенным, но это дается мне нелегко...
Извините, если что...
С уважением!
Форум
приучая глаз видеть и находить в каждой стихире (или произведении любого другого жанра) структурную многомерность немыслимого масштаба и глубины, в то же время осознавая, что постиг, в лучшем случае, 10-15% от истинной сути, и утешая себя мыслью, что-де невозможно проникнуть в чувства и мысли того роспевщика или песнотворца 15-го века и понять, почему он использовал именно такие эпитеты, применительно к Пресвятой Богородице или свт. Николаю и т.д., словом, почему он написал так, как написал (сотворил молитву именно так, а не иначе), в отличие от этого мастера середины 17 века, с его экстравертным, блистающе-величественным, фанфарно-царским, и в то же время несомненно каноническим молитвенным стилем.
