Священник Джеймс Бернстайн
Я был иудеем. Я обратился к Христу благодаря евангелическому протестантству. Я хотел больше узнать о Боге через чтение Писания.
Когда мне было 16 лет, благодаря чтению Евангелия, входящего в «Запрещенную книгу» под названием Новый завет, я пришел к вере в Иисуса Христа как Сына Божия и нашего обетованного Мессию. В первые годы почти единственным моим религиозным образованием было чтение Библии в уединении.
Ко времени поступления в колледж у меня была карманная Библия, она постоянно была со мной. Я учил любимые места из Писания наизусть, и часто цитировал их самому себе в периоды искушений. Цитировал и другим, когда хотел убедить их в истинности Христа.
Библия стала для меня — и по сей день остается — самой важной печатной книгой.
Искренне могу сказать вслед за святым апостолом Павлом: Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности (2 Тим 3, 16).
Это хорошие новости!
Плохая новость в том, что нередко вопрос о значении Писания я решал для себя сам.
Например, я столь восторженно стремился познавать Христа как моего близкого личного друга, что мне казалось, будто мое собственное знание Его — это все, что нужно. Я отмечал желтым маркером стихи про Христа, но пропускал места, относящиеся к Богу Отцу, Церкви, крещению. Я представлял Библию как небесное прикладное руководство.
Мне думалось, что Церковь мне не нужна, ну, разве что в качестве места, где можно встретить друзей или узнать больше о Библии. Это помогло бы мне стать более продвинутым сам-себе-христианином.
Я решил, что могу строить свою жизнь, как и свою Церковь, посредством Книги. Я принял принцип sola scriptura, спасения только Библией, всерьез! История спасения была мне ясна: Бог послал Своего Сына, вместе они извели Дух Святой, затем был явлен Новый Завет, чтобы разъяснить путь спасения, и, наконец, возникла Церковь.
Приблизительно, но не совсем точно.
Нет проблем с Библией. Библия содержит в себе все, что Бог в ней заключил. Проблема была в моем личном подходе к ней, я интерпретировал ее по-своему. Иногда это получалось не безнадежно, иногда вовсе не замечательно.
Сам себе священник
Вскоре после моего обращения в христианство меня увлекло течением сектантства, в котором существует столько же мнений о втором пришествии, сколько участников дискуссии. И все мы обращались к авторитету Писания.
Моим боевым кличем стало выражение «я верю в Библию; если этого нет в Библии, то я в это не верю».
Я не понимал, что все остальные говорили то же самое! Это была не Библия, но частная интерпретация каждого, становившаяся высшим авторитетом. В возрасте, когда человек выше всего ставит самостоятельность мысли и стремится опираться на собственные силы, я стал сам себе священником!
Принципы истолкования Писания у меня были весьма простыми: когда ясный смысл текста Писания соответствует здравому смыслу, не ищи другого. Я думал, что те, которые подлинно веруют и честны в следовании этому правилу, достигнут христианского единения.
Этот подход «здравого смысла» привел не к единению, но к всеобщей духовной перепалке! Кто больше всех был привержен к верованию в принцип «только Библией», тот был наибольшим среди христиан раскольником и ратоборцем. Возможно, не специально. Но мне стало казаться, что чем больше кто-то придерживается Библии как единственно авторитетного духовного источника, тем большим раскольником и сектантом он становился. И даже о библейских стихах, гласящих о любви, мы спорили с гневом!
Гневный спор о Библии
В своем кругу строго-библейской веры я наблюдал комнатные бури, порождавшие секты и раскольнические толки. Каждый из них провозглашал себя «верным Библии», — и вступал в жестокую ссору с другими.
Серьезные столкновения возникали по всякому, какому только можно представить, поводу: благодатные дары, толкование пророчеств, истинный способ почитания Бога, причастие, царство Христово, порядок в Церкви, нравственность, ответственность, евангелизация, общественная деятельность, отношение веры и дела, роль женщин, экуменизм. Список бесконечен. В действительности, любой вопрос мог развести христиан по разные стороны, и часто так и было.
Плодом такого сектантского духа стало возникновение буквально тысяч независимых церквей и деноминаций. И по мере того, как я сам становился все большим сектантом, мой радикализм усиливался.
Я пришел к выводу, что все церкви отступили от Библии: примкнуть к какой-либо из них означает скомпрометировать Веру. «Церковь» для меня означало — «Библия, Бог и я».
Эта враждебность к церквям вполне соответствовала моей еврейской почве.
Я решительно разуверился во всех церквях, поскольку чувствовал, что они предали учение Христа тем, что либо участвовали в исторических преследованиях евреев, либо безвольно оставались в стороне.
Но чем больше я становился сектантом — вплоть до того, что стал вести себя предосудительно, — тем яснее мне становилось, что в моем подходе к христианству было что-то не так. Моя духовная жизнь перестала быть деятельной. Очевидно, мое личное упорное верование в Библию и ее учение уводило меня от любви и общения с моими христианскими братьями, и, стало быть, от Христа. Как писал евангелист Иоанн,«не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1 Ин 4, 20).
Эта отчужденность и враждебность вовсе не приближала меня к Христу. И я знал, что ответ был не в том, чтобы отвергать веру или оказываться от Писания. Что-то надо было менять. Может, себя самого.
Я сосредоточился на изучении истории Церкви и Нового Завета, надеясь понять, каким должно быть мое отношение к Церкви и Библии. Результаты были не совсем те, какие я ожидал.
Библия апостолов
Мое изначальное отношение можно выразить так: что хорошо весьма для апостолов, добро зело для меня. И здесь впервые я удивился. Как я говорил прежде, мне было известно, что апостол Павел считал Писание богодухновенным (2 Тим 3, 16). Но всегда я предполагал, что «Писание», о котором здесь речь, есть вся Библия — и Ветхий, и Новый Завет.
В действительности, когда апостол это утверждал, Нового Завета еще не было. Даже Ветхий Завет еще продолжал формироваться. Сами иудеи не приняли окончательного решения о списке или каноне ветхозаветных книг до периода, последовавшего за возникновением христианства. По мере изучения я узнал, что ранние христиане пользовались греческим переводом Ветхого Завета, именуемым Септуагинтой.
Этот перевод, начатый в египетской Александрии в III в. до н. э., содержал расширенный канон, в котором числилось несколько так называемых «девтероканонических» (или «апокрифических») книг. Хотя поначалу велись некоторые споры об этих книгах, все же впоследствии христиане их включили в ветхозаветный канон. В ответ на возникновение христианства иудеи свой канон сократили и, в конце концов, исключили девтероканонические книги — несмотря на то, что продолжали считать их священными. Нынешний иудейский канон не был утвержден до III века новой эры.
Интересно, что большинство современных протестантов следуют этой последней иудейской версии Ветхого Завета, а не канону раннего христианства. Когда апостолы жили и писали, не было еще Нового Завета и завершенного Ветхого Завета. Понятие «Писания» было куда менее определенным, чем я себе представлял.
От Воскресения до Нового Завета
Затем меня сильно поразило то, что первого законченного списка книг Нового Завета, которым мы располагаем в наши дни, не существовало до периода, отстоявшего от смерти и воскресения Христа более чем на 300 лет. (Первый полный список фигурирует у св. Афанасия Великого в его пасхальном послании 367 года).
Представьте себе!
Если бы конституцию США писали бы столько же, сколько Новый Завет, то мы не имели бы конечного текста до 2076 года!
Четыре Евангелия были написаны в промежуток от тридцати до шестидесяти лет после смерти и воскресения Христа. В это время Церковь руководствовалась устным преданием, основанном на сообщениях очевидцев. Были также разрозненные протоевангельские документы (подобные тем, которые упоминаются в 1 Тим 3, 16 и 2 Тим 2, 11–13) и первые памятники письменной традиции. Большинство церковных общин располагало лишь частью того, что впоследствии станет Новым Заветом.
Со временем очевидцы Христовой жизни и учения начали отходить в мир иной. Тогда для того, чтобы сохранить и упрочить разрозненное письменное и устное предание, апостолы стали писать, причем так, словно их ведет Святой Дух. Поскольку апостолы ожидали скорого возвращения Христа, то, видимо, они не предполагали, что их евангельское изложение и апостольские послания будут затем собраны в новую Библию.
В первые четыре века новой эры имели место существенные разногласия о том, какие книги следует включать в канон Писания. Достоверно известно, что первым попытался установить канон Нового Завета ересиарх II века Маркион. Он настаивал на том, чтобы Церковь отвергла иудейское наследие, по каковой причине он исключил Ветхий Завет целиком. Канон Маркиона включал в себя лишь одно Евангелие, которое он собственноручно правил, и десять посланий апостола Павла.
Печально, но верно: первая попытка создать Новый Завет была предпринята еретиком. Многие ученые полагают, что Церковь была вынуждена произвести собственный точно определенный канон отчасти в ответ на этот искаженный канон Маркиона. Разрушение Иерусалима в 70 г. н. э., распад иудео-христианской общины в Палестине и угроза утери преемственности устного предания также, возможно, внесли лепту в понимание настоятельной необходимости для Церкви установить стандартный перечень книг, на которые христиане могли бы опираться.
В этот период эволюции канона, как сказано выше, большинство церквей обладали лишь несколькими приемлемыми апостольскими текстами, если вообще обладали. Библейские книги необходимо было тщательно переписывать от руки, с огромными затратами времени и усилий. Также, вследствие неграмотности многих людей, читать их могли только некоторые избранные. Знакомство большинства христиан с Писанием ограничивалось тем, что они слышали в храмах — Закон, Пророки, Псалмы и несколько воспоминаний апостолов.
В дальнейшем дело усложнилось из-за преследования христиан властями Римской империи и наличием многих текстов неапостольского происхождения. Это было третьим моим сюрпризом. Как-то наивно я себе представлял, будто с самого основания Церкви в каждом доме и приходе имелся полный Ветхий и Новый Завет! Трудно было мне вообразить церковь, которая выживает и преуспевает без полного Нового Завета. Но несомненно это было так. Вероятно, это было моей первой путеводной нитью к пониманию того, что во всей целокупности церковной жизни есть нечто большее, чем одно только написанное Слово.
Евангелие согласно кому?
Еще одним поразительным открытием для меня стало то, что, помимо Евангелий Нового Завета, в первом и втором веке новой эры распространялось множество других «евангелий». Среди них были Евангелие евреев, Евангелие египтян, Евангелие Петра, если назвать лишь некоторые. Новый Завет сам сообщает о существовании подобных повествований. Евангелие от Луки начинается со слов «Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях… то рассудилось и мне… по порядку описать тебе» (Лк 1, 1, 3).
Во время, когда писал Лука, были созданы только два канонических Евангелия, от Матфея и Марка. Впоследствии все Евангелия, кроме четырех, были исключены из новозаветного канона. Однако в ранний период христианства были даже раздоры по поводу того, какое из этих четырех Евангелий употреблять.
Большинство христиан в Малой Азии предпочитали Евангелие от Иоанна, нежели от Матфея, Марка и Луки. Сообразуясь с описанием страстей у Иоанна, большинство малоазийских христиан праздновало Пасху не в тот день, в который праздновали христиане Рима.
Римские же христиане отвергали Евангелие от Иоанна и вместо него пользовались другими Евангелиями. Некоторое время Западная Церковь колебалась по отношению к использованию Евангелия от Иоанна, так как оно было в обиходе почитателей гностической ереси вместе с их собственными «тайными евангелиями».
Случались и иные дебаты о том, следует ли держаться отдельных евангельских изводов, или должно быть одно составное евангельское повествование. Во втором веке Татиан, ученик Иустина Мученика, предложил единое составное «упорядоченное» Евангелие, названное «Диатессарон» (греч. «из четырех», — прим. перев.). Сирийская Церковь использовала это составное евангелие со II по IV века; они не принимали все четыре Евангелия до V века. В определенный период они отвергали также Послания Иоанна, 2-е Послание Петра и Апокалипсис Иоанна.
Для полной сложности картины можно упомянуть, что Церковь Египта, как отражено в новозаветном каноне Климента Александрийского II века, признавала «евангелия» от Евреев, Египтян и Маттафии. В придачу к тому апостольскими считались первое послание Климента, епископа Римского, послание Варнавы, Проповедь Петра, Апокалипсис Петра, Дидахе, Протоевангелие Иакова, Деяния Иоанна, Деяния Павла и Пастырь Ермы (это сочинение считалось особенно богодухновенным). Ириней, прославленный епископ Лионский (II в.), включил Апокалипсис Петра в свой канон.
Другие неоднозначные книги
Точно известно, что моя любимая новозаветная книга, Послание к Евреям, отсутствовала в некоторых списках книг Западной Церкви на протяжении II—IV вв. Только к концу IV века, прежде всего, под влиянием Августина, на некоторых поместных соборах в Северной Африке Послание к Евреям было окончательно признано на Западе.
С другой стороны, книгу Откровения, написанную апостолом Иоанном, Восточная Церковь не принимала в течении нескольких столетий. Среди восточных отцов, отвергавших эту книгу, были Дионисий Александрийский (III в.), Евсевий (IV в.), Кирилл Иерусалимский (IV в.), Иоанн Златоуст (IV в.), собор в Лаодикее (IV в.), Феодор Мопсуэстский (IV в.) и Феодорит Кирский (V в.). К тому же эту книгу не включили в первоначальные сирийские и армянские версии Нового Завета.
Многие рукописи греческого Нового Завета, написанные до IX века, не содержат Апокалипсис, и до сих пор эту книгу не читают на богослужении в Восточной Церкви. Афанасий Великий способствовал включению Апокалипсиса, и, прежде всего, под его влиянием впоследствии книгу приняли в новозаветный канон на Востоке. Можно сказать, древняя Церковь шла на внутренние компромиссы по поводу Апокалипсиса и Послания к Евреям. Восток склонялся к тому, чтобы не принимать Апокалипсис, тогда как Запад мог обходиться без Послания к Евреям. Проще говоря, каждая из сторон давала согласие на включение книги, оспариваемой другой стороной.
Замечательно, что основоположник протестантской Реформации XVI века Мартин Лютер придерживался того взгляда, по которому книги Нового Завета необходимо «ранжировать». Одни из них, согласно ему, были более богодухновенны, чем другие. Второстепенными Лютер объявил Послание к Евреям, Послания Иакова и Иуды и Апокалипсис, поместив их в конце своего перевода Нового Завета. Вот оно как — человек, провозгласивший для нас принцип «спасение только через Писание», взял на себя полномочия править письменное Слово Бога!
Где древнейший список?
Особенно мне хотелось отыскать древнейший признанный список новозаветных книг. Некоторые полагают, что таков канон Муратори (названый по имени издателя Л. Муратори, 1740 г. — прим. перев.), датируемый концом II века. Этот канон не включает в себя Послание к Евреям, Послание Иакова и два Послания Петра, но содержит Апокалипсис Петра и Премудрость Соломона.
Употребление самого термина «Новый Завет» мы впервые обнаруживаем в сочинениях Тертуллиана не раньше 200 г. н. э., через 170 лет после смерти и воскресения Христа.
Оригена, жившего в III веке, часто считают первым системным богословом (хотя зачастую он совершал системные ошибки). Он подвергал сомнению подлинность 2-го Послания Петра и 2-го Послания Иоанна. По опыту своих путешествий он также сообщает нам, что были церкви, не признававшие 2-е Послание к Тимофею, поскольку оно упоминает «тайное» писание — книги Ианния и Иамврия, происходившие от устной иудейской традиции (ср. 2 Тим 3, 8). Некоторые держали в подозрении и Послание Иуды, по причине того, что оно содержит цитату из апокрифа «Успение Моисея», также восходящего к той традиции (ср. Иуда 9).
Перейдя к IV веку, я обнаружил, что Евсевий, епископ Кесарийский, «отец церковной истории», причисляет к спорным книгам Послания Иакова, Иуды, 2-е Петра, а также 2-е и 3-е Иоанна. Откровение Иоанна он отвергал безусловно. Синайский Кодекс, древнейшая рукопись полного Нового Завета, была найдена в православном христианском монастыре св. Екатерины на Синае. Датируют ее IV веком, и она содержит в себе все книги, но также и «Послание Варнавы» вместе с «Пастырем Ермы».
В IV веке император Константин Великий был удручен противостоянием христиан и ариан по вопросу божественности Христа. Поскольку Новый завет не был к тому времени точно определен, то он призывал поторопиться с уточнением и завершением формирования новозаветного канона, чтобы это способствовало разрешению конфликта и установлению мира в его разделенной империи. Тем не менее, еще в V веке Александрийский Кодекс включал в себя 1-е и 2-е Послания Климента, и это указывает на то, что споры о каноне не везде тогда были твердо улажены.
Кто принял решение?
По прошествии времени Церковь стала различать, какие писания были подлинно апостольскими, а какие не были. Это была длительная борьба, захватившая несколько столетий.
Частью этого процесса удостоверения было обсуждение темы на соборах, которые несколько раз созывала Церковь. Разные эти соборы имели дело с множеством вопросов, и среди них был вопрос о каноне Писания. Важно отметить, что целью этих соборов было отличение и удостоверение того, что уже было в целом принято церковной полнотой. Соборы не утверждали в каноне большего, чем то, что прежде стало самоочевидной истиной и практикой в Божьих Церквях.
Соборы стремились изъяснить общее разумение Церкви и отразить в своих решениях единодушие веры, практики и традиции — в той мере, в какой они наличествовали в представленных на них поместных Церквях. Мы располагаем отдельными записями, в которых Церковь точно и единогласно высказывается по поводу того, что составляет Писание. Из тех соборов, которые происходили в первые четыре века, два представляются особенно важными в этом контексте:
* Лаодикейский собор состоялся в Малой Азии около 363 г. н. э. Это был первый собор, на котором были точно перечислены канонические книги нынешнего Ветхого и Нового Завета, за исключением Апокалипсиса св. Иоанна. Лаодикейский собор постановил, что только канонические книги, перечисленные им, можно читать в храме. Его решения были признаны на большей части территории Восточной Церкви;
* Третий Карфагенский собор состоялся в Северной Африке около 397 г. н. э. Этот собор, на котором присутствовал Августин, подготовил полный список канонических книг как Ветхого, так и Нового Завета. Двадцать семь книг нынешнего Нового Завета были признаны каноническими. Собор подтвердил также, что только эти книги, исключая все иные, должно читать в храмах как Божественное Писание. Этот собор был признан авторитетным повсюду на Западе.
Пузырь лопается
Чем больше я погружался в изучение истории Нового Завета, тем очевиднее для меня был крах моих прежних заблуждений, одного за другим. Я стал понимать то, что должно было быть ясным все время: Новый Завет составлен из двадцати семи отдельных документов. Они безусловно, были богодухновенными, ничто не могло поколебать это мое убеждение.
Но их писали и собирали живые люди. И я понял, что эту работу совершили не отдельные личности, творящие в уединении, но коллективное повсеместное усилие всех христиан — Тела Христова, Церкви. Усвоив это, я должен был признать еще два положения, которые прежние мои предрассудки заставляли меня игнорировать. Это, во-первых, правомерность и необходимость человеческого участия в написании Библии; во-вторых — авторитет Церкви.
Божественное и человеческое
Подобно многим евангелическим христианам, я был глубоко связан верой в богодухновенность Писания, и считал, что Новый Завет есть Божие Слово, а не человеческое. Я полагал, что Бог прямо наставлял апостолов, чтó им писать, примерно как секретарь переносит на бумагу то, что ему диктуют, ничего от себя не привнося.
Наконец, мое понимание богодухновенности Писания прояснилось через знакомство с учением Церкви о лице Христа. Воплощенное Слово Божие, Господь наш Иисус Христос, по этому учению, не только Бог, но и Человек. Христос — единственная Личность, у которой две природы, божественная и человеческая.
Преуменьшение человечества Христа приводит к ереси. Согласно учению древней Церкви, воплощенное Слово было полностью вочеловечившимся — поистине, Он был настолько человеком, насколько это возможно — и, тем не менее, безгрешным. В Своем человечестве воплощенное Слово было рождено, росло и возмужало.
Я стал понимать, что такое видение воплощенного Слова, Логоса, Иисуса Христа было параллельным раннехристианскому представлению о письменном Слове Божием, Библии. Письменное Слово Божие не только воспроизводит Божий Промысл, но содержит также и человеческий вклад.
Слово Божие доносит нам истину, а будучи изложено людьми, доносит их мысли, черты характера и даже ограниченность и слабость — при том, что их безусловно вдохновлял Бог. Это значит, что человеческая составная Библии не принижена до того, чтобы исчезнуть в океане божественности. Все ясней мне становилось, что как Сам Христос родился, рос и возмужал, так и письменное Слово Бога, Библия. Не сошло оно целиком за один присест с небес, но исходило от людей так же, как от божества. Апостолы не заносили Писание в таблички механически, словно роботы или зомби, но свободно соработничали с волей Бога через вдохновение Духа Святого.
Почему решала Церковь?!
Еще труднее для меня было совладать со вторым вопросом — об авторитете Церкви. После моих исследований мне стало ясным, что именно Церковь определяла, какие книги составляют Писание. Но все еще я сильно противился мысли о том, что Церкви были даны такие полномочия.
В конце концов, дело свелось к одному пункту. Я уже всем сердцем верил, что Бог говорил от Своего Имени посредством Своего письменного Слова. Оно ведь конкретно и осязаемо. Я могу взять Библию и прочитать ее. Но странным образом, я неохотно верил, что то же относится к Телу Христову, Церкви — что она видима и осязаема, имеет свое физическое и историческое место на Земле. Для меня Церковь была в сущности своей «мистической» и неосязаемой, и я не мог отождествить ее с каким-то собранием людей на земле.
Такая точка зрения позволяла мне считать всякого христианина церковью-в-себе. Как же это удобно, особенно если возникают доктринальные или личностные проблемы!
Но это воззрение не согласовывалось с реальностью того, как понимали Церковь в апостольские времена. Новый Завет повествует о действительно существовавших церковных общинах, не об эфирных. В силах ли я был признать теперь, что Бог говорил от Своего Имени не только посредством Библии, но также и через Свою Церковь — ту самую Церковь, которая произвела, защитила и сохранила в подлинности Писание, столь для меня дорогое?
Церковь Нового Завета
С точки зрения первых христиан, Бог произносил Свое Слово не только обращаясь к Своему Телу, к Церкви, но и ее посредством. Именно внутри Его Тела, Церкви, было удостоверено и утверждено Слово. Без сомнения, первые христиане рассматривали Писание как действенное откровение Бога о Себе, адресованное миру. В то же время, Церковь они понимали как обитель Бога: «быв утверждены на основании Апостолов и пророков, имея Самого Иисуса Христа краеугольным [камнем]» (Еф 2, 20).
У Бога есть Его Слово, но также и Его Тело. Новый Завет гласит:
1) «И вы — тело Христово, а порознь — члены» (1 Кор 12, 27, ср. Рим 12, 5);
2) «И Он есть глава тела Церкви» (Кол 1, 18);
3) «и Он [Отец] все покорил под ноги Его [Сына], и поставил Его выше всего, главою Церкви, которая есть Тело Его, полнота Наполняющего все во всем» (Еф 1, 22–23).
В ранние времена не было того фундаментального разделения между Библией и Церковью, какое мы столь часто наблюдаем сегодня. Тело не может изъяснить Себя без Слова, но и Слово без Тела не имеет основания.
Как пишет Павел, Тело есть «Церковь Бога живаго, столп и утверждение истины» (1 Тим 3, 15). Церковь — Тело Живое воплощенного Господа. Апостол не говорит, что Новый Завет столп и утверждение истины. Церковь — столп и основание истины, поскольку Новый Завет был создан ее жизнью в Боге. Кратко говоря, она его написала! Она — неотъемлемая часть евангельской вести, и именно в церковной ограде Новый Завет был написан и сохранен.
Слово Божие в устной традиции
Апостол Павел призывает нас — «Итак, братия, стойте и держите предания, которым вы научены или словом или посланием нашим» (2 Фесс 2, 15). Этот стих я не выделял маркером, так как в нем употреблены два выражения, которые мне не нравились: «держите предания» и «[устным] словом». Такие фразы противоречили моему пониманию авторитета Библии.
Но затем я стал соображать: Тот же Бог, обратившийся к нам со Своим письменным Словом, говорил также и через апостолов Христовых, когда они лично учили и проповедовали. Само Писание учит в этом стихе (и в других), что нам надлежит хранить эту устную традицию!
Письменная и устная традиции не враждуют друг с другом, но суть части одного целого. Это объясняет нам, почему отцы учат о том, что тот, кто не знает Церковь как мать, не имеет Бога как Отца. Осознав это, я сделал вывод, что слишком перестарался в отрицании устного Священного Предания.
В своем недружелюбии к иудейской устной традиции, отвергающей Христа, я отринул христианское устное Священное Предание, которое отображает жизнь Святого Духа в Церкви. И я отказывался от идеи о том, что это Предание позволяет нам полным и должным образом понимать Библию.
В качестве иллюстрации к этому моменту позволю себе привести недавний свой опыт. Я решил соорудить сарай за своим домом. Для подготовки я изучил книгу о плотницком деле, в которой было «все» о нем. Множество рисунков и диаграмм, достаточных, чтобы «ее инструкции мог следовать и ребенок». Меня уверяли, что она все сама объяснит.
Но, сколь бы простой она себя ни подавала, все же чем больше я ее прочитывал, тем больше вопросов у меня возникало, и тем больше был я обескуражен. Чувствуя раздражение от неспособности понять то, что выглядит таким немудреным, я пришел к выводу: книга нуждается в разъяснении. Без помощи извне я не мог применить ее на практике. Мне нужен был кто-нибудь сведущий, кто мог бы растолковать мне это руководство.
По счастью, у меня был друг, способный мне показать, как исполнить замысел. Он приобрел навык при изустной передаче. Опытный плотник его научил, а он, в свою очередь, обучил меня. Письменная и устная традиции совершили совместную работу.
Что было первым?
И на сей счет мне не давал покоя коренной вопрос: что было первым, Церковь или Новый Завет?
Я знал, что Иисус Христос, воплощенное Слово Божие, призвал апостолов, которые, в свою очередь, образовали ядро христианской Церкви. Я знал, что вечносущее Слово Божие, соответственно, предшествовало Церкви и породило Церковь. Когда Церковь вняла воплощенному Слову Божию и обратила Его Слово в писание, она тем самым соучаствовала Богу в рождении письменного Слова, Нового Завета.
На вопрос о том, что было первым, Церковь или Новый Завет, ответ, как в библейском, так и в историческом смысле, был кристально ясным.
Кто-то запротестует — «Какая разница, что было первичным? В конце концов, Библия содержит все, что нам нужно для спасения». Библия достаточна для спасения в том смысле, что она содержит основополагающие сведения, нужные, чтобы утвердить нас на правильном пути. С другой стороны, неверно рассматривать Библию как нечто самодостаточное и само себя разъясняющее. Библия предназначена для того, чтобы ее читали и понимали в озарении Божия Святого Духа в церковной жизни.
Разве не Сам Господь сказал Своим ученикам перед самым Своим распятием: «Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину: ибо не от Себя говорить будет, но будет говорить, что услышит, и будущее возвестит вам» (Ин 16, 13)? Он также говорил: «Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф 16, 18).
Господь наш не оставил нас с одной только книгой для руководства. Он оставил нам Свою Церковь. Дух Святой в Церкви учит нас, и Его наставление дополняет Писание. Как несуразно верить, что полнота Божьего сияния прекратилась после того, как были написаны книги Нового Завета, и не возобновилась до протестантской Реформации XVI века, или — если довести этот аргумент до логического конца — до того самого момента, когда я сам приступил к чтению Библии!
Тут одно из двух. Или Святой Дух был в Церкви на протяжении столетий новозаветного периода, ведя, наставляя и просвещая ее пониманием евангельской вести. Или же Церковь осталась духовной сиротой, состоя из христианских индивидуумов, независимых истолкователей, а подчас и «авторитетных» учителей одного и того же Писания. При этом они трактуют Библию совершенно несовместимыми друг с другом способами. Подобный хаос не есть воля Бога, «потому что Бог не есть [Бог] неустройства, но мира» (1 Кор 14, 33).
Время решать
На этом этапе моих исследований мне стало понятным, что нужно принять решение. Если Церковь не просто смежная пристройка или боковой фонарь Писания, но действенная участница в его возникновении и сохранении, то мне было самое время уладить свои разногласия с ней и оставить свои предрассудки. Куда больше, чем пытаться судить Церковь по своим современным предубеждениям о том, что говорит Библия, мне нужно было смирить себя и соединиться с Церковью, которая произвела Новый Завет, и дать ей вести меня к правильному пониманию Священного Писания.
После тщательного знакомства с разными церковными организациями, я наконец понял, что вопреки представлениям многих современных христиан, Церковь, создавшая Библию, не мертва. Православная Церковь сегодня имеет прямое и ясное историческое преемство с Церковью апостолов. Она сохраняет нетронутыми и Писание, и Священное Предание, которое позволяет нам верно его истолковывать. Как только я это усвоил, я обратился в Православие и приобщился к полноте христианства так, как никогда прежде.
Пусть Лютер и придумал лозунг «спасения только Писанием», на деле он сам его не практиковал. Будь так, ему пришлось бы отбросить Символ веры и меньше времени затратить на комментарии. Выражение возникло вследствие борьбы реформаторов с обычаями в римском католицизме, привнесенными людьми. Понятно, что они желали удостоверить свою веру в точном соответствии со стандартами Нового Завета. Но изолировать Писание от Церкви, отрицать полуторатысячелетнюю историю — не соответствует принципу «только через Писание», и это никогда не входило в планы протестантских реформаторов, Лютера, Кальвина, а затем Уэсли.
Тем, кто догматически упорствует в принципе «только Писанием», кто по ходу дела отвергает Церковь, которая не только произвела Новый Завет, но также, под водительством Святого Духа, определила книги, которые Новый Завет составляют, я скажу так: учите историю ранней Церкви и возникновения новозаветного канона. Читайте источники, где это возможно. (Удивительно, как некоторые из наиболее «консервативных» библейских ученых евангелической среды становятся циничными и рассудочными либералами, когда обсуждают историю ранней Церкви!)
Просмотрите для самих себя, что произошло с народом Божиим, в описании, следующем после двадцать восьмой главы книги Деяний апостолов. Если вы проверите данные и объективно взглянете на то, что происходило в тот ранний период, то, полагаю, вы найдете то, что я отыскал. Жизнь и труды Божьей Церкви не улетучились после первого века, чтобы начаться сызнова в шестнадцатом. Когда бы так, то у нас не было бы книг Нового Завета, столь дорогих всякому верующему христианину.
Разделение Церкви и Библии, которое доминирует в большей части современного христианского мира — феномен нового времени. Первые христиане не проводили такого искусственного разграничения. Как только вы ознакомитесь со сведениями, я готов поддержать ваши усилия в том, чтобы вы получили еще больше знаний об исторической Церкви, которая создала Новый Завет, сохранила его и произвела отбор тех книг, которые составили его канон. Всякий христианин может отнести себе в заслугу, если откроет для себя Православную Христианскую Церковь и поймет ее существенную роль в том, что Слово Божие стало достоянием нашего поколения.
А верит каждый во что сам считает нужным или не верит ни во что. Привычку залезать человеку в частную жизнь или тем более в душу имеют только самые свирепые тоталитарные режимы. 
Форум
